— Я… Всё ещё не до конца понимаю, зачем мне изучать такую своеобразную концепцию добра и зла… — пробубнила ученица.

— Она должна заставить тебя задумываться о том, что ты делаешь, тогда, когда ты делаешь, — с лёгким вздохом ответил я. — Учитывай, кем ты будешь в обществе, какой тебя будут видеть окружающие… И думай, какой оттенок привнесёт в твоё действие твоё отношение с ними. Самое светлое померкнет, если тебя будут ненавидеть, и самое тёмное обратится в белоснежное, если тебя будут любить и обожать.

— Это… Имеет смысл… — задумалась девочка. Её разум был развит явно не по годам, поэтому я и дал добро на изучение философии. — Хорошо. Я поняла, учитель.

— Тогда перейдём к моим вопросам, — кашлянул я, и Настя раздражённо цыкнула языком. Она вечно жаловалась, что я пытаюсь завалить ребёнка, хотя я просто спрашивал по существу. Это не тот материал, который можно оставить без объяснения и понимания с её стороны. — В каком контексте человека можно назвать однозначно плохим?

— Хм… — тут же нахмурилась Фи. — Если он убивает хороших людей. Если он издевается над слабыми. Если он делает жестокие вещи ради удовольствия…

— Ты внимательно меня слушала, — улыбнулся я. — Молодец, Фи. А давай-ка углубимся в эту тему. Скажи, если человек преследует благую цель, она оправдывает средства её достижения?

— Всё зависит от средств, — поджала губы девочка. Шестерёнки в её голове затрещали, пытаясь справиться с обработкой информации. — И от цели. Насколько она благая? Не является ли она ложным идеалом?

— Идеализацией, — сверкнул глазами я. — Продолжай.

— Если она действительно благая и принесёт счастье хорошим людям… — вновь почесав нос, протянула девочка. — То я думаю, что да, любые средства хороши. И этот человек — добрый, даже если он делает злые вещи. Потому что если в итоге всё и у всех будет хорошо, то разницы, по сути, никакой.

— Ты и права, и нет — одновременно, — вздохнул я. — Вопрос изначально был с подвохом. Нет хороших и плохих. Есть просто люди, следующие своим желаниям. А когда одни желания встают поперёк других, происходит конфликт. Но то — излишние размышления, туда копать не будем, оно того не стоит. Пять с минусом, ученик.

— Йэс! — прижала Фи кулак к груди, на мгновение чуть наклонив голову и закрыв глаза. Жест, означавший её собственную персональную победу. Над нами, как над экзаменаторами. И над философией, мучившей её последние пару недель.

— Поздравляю, — с улыбкой добавила от себя Настя. Фиона благодарно кивнула, вскакивая с кресла. — Ну, и в дань традиции, можешь либо бежать играть дальше с Зигфридом, или задержаться, чтобы спросить нас, о чём душе угодно.

— У меня, на самом деле, есть кое-что, что я хочу узнать, — непривычно серьёзным голосом проговорила девочка. — Чем больше я общаюсь с ребятами из города, тем больше понимаю, что я… Умней их? Мы вместе играем, мы вместе едим мороженное… Но всё, о чём они говорят, это о гигантских тараканах, магии и новых способах подшутить над взрослыми. А я… А я почему-то не участвую в этом. Я вот здесь… Рассуждаю о понятиях, о которых мои друзья даже не слышали. Почему… Так, учитель?

— Ты особенный ребёнок, Фи, — аккуратно забежал я на зыбучие пески этой скользкой темы. — Ты изучаешь книги, написанные серьёзными дядями и тётями. Изучаешь не одна, мы помогаем, но всё же… Твой разум взрослеет быстрее тела. В разы, нет, в десятки раз. Когда-то это называлось мудростью… Сейчас же это просто особенность. Твоя личная особенность.

— Это значит, что я рано или поздно не буду играть в парке развлечений..? — в её дрожавшем голосе я услышал, что она уже знает ответ. — И мы больше не будем ходить в "Сладкоежку" за бубликами…

— Нет, конечно, — как-то слишком быстро ответила Настя. — Тебе же весело с друзьями? Играть в автоматы, кататься с горок, купаться в бассейне, кушать мороженное…

— Но потом мне это надоест, — срываясь на всхлип, сказала Фи. — Надоест ведь, да? И я стану серьёзной и… Другой. Это цена силы, учитель?

— Да, она самая, — кивнул я. — К сожалению, иначе никак. Не грусти…

Слишком поздно. Слишком тупые, элементарные слова, которые не принесут облегчения. Фи зарыдала, и Анастасия встала, обнимая бедного ребёнка, повзрослевшего слишком быстро. Словно издевательство, в логах пискнуло сообщение Системы: явно обновление нашего с ученицей квеста. А я остался на диване, не в силах сказать и слова. Всё-таки у всего есть своя цена. Чтобы Фи могла защитить себя, чтобы могла выбрать своё будущее, ей придётся потерять, частично, своё детство. Жестоко. Его у неё и так толком не было, опять же, из-за обстоятельств. Как мне теперь смотреть в глаза её матери, если пересекусь… Дерьмово. Атмосфера сменилась с праздничной на тягучую, печальную и разочарованную. Гнетущую.

Я поднялся, обнимая замершую парочку. Пока взрослые пытались сдержаться, ребёнок рыдал взахлёб. Разумеется, потом мы разошлись. Зигфрид пообещал успокоить Фи, пока мы с Настей приходим в себя. Усевшись за кухонным столом, мы не говорили друг другу ничего. Просто смотрели. Зелёные глаза против глубоких синих. Понимающие взгляды, осознающие все тонкости ситуации взгляды. И всё же… Поделать с обстоятельствами мы ничего не могли. Бессилие в чём-то важном всегда выносит человеческую душу вперёд ногами. Посидев так примерно полчаса, мы всё никак не решались нарушить наступившую тишину. Только раздавался эхом детский плач, отражаясь в голове, усиливаясь и заставляя сжимать кулаки до побелевших костяшек, впиваясь ногтями в кожу.