Дрессировался Крауч легко и с удовольствием и действительно в основном на положительном подкреплении. Стоило Тому всего лишь нахмуриться или еще каким-то образом высказать свое недовольство, как его подопечный терялся и начинал самое противное: самоуничижение. Смотреть на это было мерзко, так что к своей предыдущей версии, которая, по всей видимости, и довела до такой преданности своего сторонника, стал относиться не то что отрицательно — брезгливо.

И метку на руке Барти Тому хотелось снять так, что его едва не трясло… Чем он и занялся, попутно припахав и Крауча, объяснив тому, что осознание сделанных ошибок куда важнее радости от мысли, что ни в чем и никогда не ошибался.

После этого Крауч долго выглядел задумчивым, и наконец с ним стало можно разговаривать по-человечески. А то Том уже малышу Гарри начинал завидовать. Малыш, кстати, тоже прекрасно отвечал на некоторые полезные дрессировочные приемы, а его воспитательница начинала смотреть на Тома все с большим и большим уважением. И это было странно приятно.

В конце концов миссис Миллер задала ему вопрос, довольно специализированный… и Том вместо того, чтобы возмутиться, ответил. После чего завязался профессиональный разговор, за которым оказалось весьма приятно выпить чаю.

«И я воспринимал ее как прислугу! — Том был удручен. — Сколько раз читал о том, что не стоит недооценивать людей, кем бы они ни были — и вот опять. Дневник, что ли, завести для живописания своих проколов?»

Сближение состоялось, и Том, с удивлением открыв ранее недоступную ему истину, что женщина тоже человек, и еще какой, увлекся исследованием этого самого человека, пока что в одном экземпляре. Миссис Миллер была польщена.

— Я давно так не смеялась, — призналась она однажды. — И никогда бы не подумала, что с таким молодым человеком, как вы, уж простите, Том, но вы действительно очень молоды, может быть настолько интересно.

— Если бы я мог, я бы, наверное, влюбился, — ответил в глубине души довольный редкостно удачным комплиментом в свой адрес Том, мысленно листая Фрейда.

— В вас проснулась страсть к археологии? — язвительно, но совершенно по-доброму улыбнулась сто тридцатилетняя миссис Миллер. — Усыпите ее, юноша. Прогуляйтесь, в конце концов, посмотрите на прекрасных испанок — некоторые того определенно стоят! Почему вы продолжаете хоронить себя в этих стенах? И своего странного приятеля возьмите, вам обоим не помешает развеяться.

К «развеиванию» Том приступил через несколько дней — до этого составлял максимально подробный план…

Андрей даже не понял, когда снег возле его избушки сменился травой. Это было так странно — не заметить промелькнувшие месяцы, да что там, весь учебный год. Хогвартс, еще вчера такой шумный, внезапно стих, и громада старого замка молчаливо возвышалась на фоне вечереющего неба.

«Вот так да, — почесал он затылок. — Каникулы. А хорошо бы и мне отдохнуть! Надо бы подумать, как это получше преподнести директору».

Хотелось и по Англии попутешествовать, да и в Испанию тянуло, благо оставить без присмотра часть своей компании он, кажется, уже мог бы не опасаясь. А вот на Тома собственными глазами посмотреть стоило. И не только посмотреть — пообщаться.

Он довольно долго просидел на крылечке, иногда почесывая за ухом молоденького Клыка, и в конце концов решился.

Наутро Хагрид явился к директору одетым в походную одежду (кротовая шуба сверху на всякий случай прилагалась) и протянул коряво и с ошибками исписанный листок.

— Отпуск? — воскликнул Альбус. — Тебе понадобился отпуск? Свежего воздуха не хватает?

Андрей оценил, но, естественно, молча пропустил легкую язвительность в тоне своего покровителя и работодателя, приняв все, как полагается, за чистую монету.

Взамен минут пять он распинался по поводу чистого воздуха. И его свежести, конечно. Правда, в результате ни он сам, ни директор так и не поняли, предлагает ли он вырубить часть деревьев Запретного леса или наоборот, посадить.

Когда глаза директора словно подернулись легкой поволокой, Андрей продолжил:

— Того-этого… В Грампианские горы бы сходить, маму, значится, навестить бы. Что-то того, внутри тянет и тянет, и мама чегой-то снится… Вот прямо почти с тех самых пор, как я, это, на голову упал с мацацы…

— Хорошо, отправляйся! Но не забывай о том, что до начала учебного года должен быть на месте! — Альбус сделал широкий росчерк на «Заивлении» — именно так «полуграмотный лесник» подписал «важную бумагу», и задумался, кто же, собственно, посоветовал верному Рубеусу обратиться именно с письменным заявлением.