Хррллы, трр, дрр - слоновьи лапы? ноги? живые столбы, обтянутые ящериной кожей? раскорячены и время от времени лупят в планету, ых, ых... Нахтигаля корежит, гонит к новой боли и к новому наслаждению - страсть, без которой он жил бы и жил себе спокойно, жевал бы груши, чмакал бы траву с земли и листья с кустов.

– Ааа!
– тонко, почти по-человечьи вопит Нахтигаль и приближает свое сморщенное, ящериное, искаженное мукой лицо к лицу жреца.

Я пересчитываю девушек .

– Семь, - говорю я, - их семь. И все такие красивые. Он что же, их всех?..

– Нет, - морщится Тихон, - слопает одну, и ту с трудом - видишь, как не по себе мальчику?

– Вот наркот, - просто говорит Мишель, - дать бы по тебе из огнемета. Прервать неземные муки и неземное блаженство.

Я с удивлением посмотрел на Мишеля.

– Одну, - объяснил Тихон, - слопает Нахтигаль, других берет жрец - кого в жены себе, кого в жены сыновьям... Большой человек.

Нахтигаль давился, плевал, хрипел совсем близко от жреца.

– Батюшки, - по-простому изумился Валентин Аскерханович, - да он уже жреца с ног до головы обхаркал. Можно есть.

– Можно, - спокойно согласился Тихон, - тем более, что у жреца взрослый сын. Обучен всем фокусам...

С удивившей меня грацией танцора, плясуна, с торжественной медлительностью жрец, обрызганный слюной и кровью из пасти Нахтигаля, двумя руками взял его голову и, держа ее, точно изысканное блюдо, повел, понес прочь от себя к стоящим за его спиной девушкам.

Само движение жреца завораживало, успокаивало - и, казалось, давящийся, хрипящий слонозмей должен был успокоиться, утихнуть, пасть на землю, смочить растерзанное горло свежей влагой травы...

Голова Нахтигаля останавливалась то у одной девушки, то у другой.

– Ничего, - как бы утешая непонятно кого, - сказал Тихон, - может, и к лучшему... За Феденьку надо было их наказать? Надо... Вот теперь пускай Длинношеий наказывает. По всему видать - он денька на два зарядился, если не на всю недельку...

– Полнолуние?
– поинтересовался Мишель.

– Не обязательно, - вздохнул Тихон, - в лаборатории разберутся. Он, когда луна на ущербе, тоже...

Слитный крик: вопль заживо съедаемого тела и крик ужаса...

Я отвернулся.

– Вот это напрасно, - спокойно заметил Тихон, - отворачиваться нельзя. Ни в коем случае нельзя отворачиваться ни "отпетому", ни "Посланцу Неба". "Отпетому" , в особенности, нельзя отворачиваться. Смотрите, смотрите во весь свой единственный глаз - и помните: что бы ни делали с вами люди, они все же люди...

Неистовство Нахтигаля длилось недолго. Мы видели, как набухало его горло, в которое вталкивалась, впихивалась кровавая пища.

Нахтигаль остановился, тяжело дыша, повернулся и побрел прочь, мотая хвостом, качаясь из стороны в сторону.

– А он немного сожрал, - деловито заметил Мишель, - больше нагадил и потоптал.

Три девушки, оставшиеся в живых, широко распахнутыми глазами глядели на истоптанную, окровавленную землю.

Тихон гортанно выкрикнул что-то жрецу.

Тот, как был с распростертыми крестообразно, раскинутыми, как для полета, руками, так и опустился на колени и склонил голову.

Следом за ним опустились на колени и девушки.

– Что ты им сказал?
– спросил Мишель.

– Что мы, - лениво ответил Тихон, - знаем убийц Посланца Неба, но нам не важно их наказать. Грех убийства ложится на все племя. Пусть теперь постонут и поохают, поплачут и постенают, покуда их Нахтигаль поучит...

– Филоз(ф, - с непонятной интонацией сказал Валентин Аскерханович.

_______________________________________________________________

– Идиот!
– орал не своим голосом Мишель.
– Это ты столько сделал? Я тебя спрашиваю: это ты столько сделал? За целый день?.. Чем ты здесь занимался?.. У, - Мишель зафырчал, словно наевшийся Нахтигаль, и поднес к носу Диего внушительный кулак, - ты здесь балду гонял, лоботрясничал, не знаю чем занимался... За день - заклепать одну ячейку! За день...

– Мишель, - миролюбиво скаазл Тихон, он развалился в кресле и с удовольствием потягивал апельсиновый сок, - ты "младенца" совсем задолбал. Дай ты ему отдохнуть, набраться сил. Еще завтра целый день...

– Это я его задолбал, - возмутился Мишель, - это он меня задолбал! Еще там - в подземельях... А здесь? Я ему что сказал? Если нервы слабые, сиди работай, а он...

– Мишель, - Валентин Аскерханович резал на раскладном столике хлеб и бекон, - вот ты тоже неправ. Тут дело такое. У "младенца" тоже отходняк должен быть. На хрена тебе, чтобы у него руки тряслись? Подъемник подъемником, но сеточку мы должны бросать; был бы Федька, - без вопросов, кантуй, сколько душе влезет, - Валентин Аскерханович положил пласт бекона на хлебный ломоть и продолжил жуя, - а так нас пятеро осталось. Сам понимаешь...