Шрифт:
– Здрасьте...
– пробормотал Валентин Аскерханович и снял с плеча огнемет.
Пасть ящера была раззявлена. И нам очень хорошо было видно, как изранено, окровавлено небо у Нахтигаля.
– Мне кажется, - сказал я, - мальчик сегодня покушал... И плотно покушал. Глазики мутные, хвостиком машет и тошнит. Лучше не связываться.
– Так я-то что, - Валентин Аскерханович поднял огнемет на уровень чуть выше плеча - по инструкции.
– Ты же, Одноглазый, видишь: он рвется в бой.
Но Нахтигаль в бой не рвался - он хрипел и давился. Он глядел на нас и не видел. Его глаза были мутны. он вытянул шею, замотал головой, подчиняясь неведомому, неслышному нами ритму боли его тела.
– Не буди лиха, - шепнул я Вале, - не дразни болящего. Он сам уйдет.
Валентин Аскерханович опустил огнемет.
Нахтигаль откинулся прочь, точно обжегся. Взвыл - не пастью, не горлом, а всем своим существом, всем переполненным, отравленным кровавой пищей слоновьим нутром.
Нахтигаль затоптался на месте, после поворотил от нас вглубь леса.
Валентин Аскерханович проводил его взглядом.
– Мда, - задумчиво произнес он, - кого-то он сегодня скушал?
– Сейчас узнаем, - заметил я.
У пещерки нас ожидали Мишель и Тихон.
Тихон насвистывал и ковырял пальцем в камне нависшей горы.
Мишель мрачно сидел на песочке.
– С мешком?
– спросил он.
– Да, - ответил я.
Мишель махнул рукой:
– Без надобности. Нахтигаль - подъел, подкушал.
– Подкрепился, - фыркнул Тихон.
– Ах, вот оно что, - догадался Валентин Аскерханович, - а мы его на тропинке встретили, такой...
Он не договорил, и Тихон продолжил иронически:
– Сытый?
– Очень сытый, - подтвердил я.
________________ ______________________________________________
Весь день мы набрасывали сетку.
Валентин Аскерханович выгнал подъемник, разровнял огромную площадку - и мы тренировались.
Сетка выгибалась, рвалась из рук и упорно не брякалась в отведенный ей для падения квадрат.
– Это "он" не движется, - Мишель кивнул на нарисованного на земле Нахтигаля, - а дернется, тогда что?
– Тогда, - сказал Тихон, - туши свет! Открывай кингстоны!
– он присел на корточки и поинтересовался, указывая на рисунок: - Валь, это ты так здорово рисуешь?
– Я, - кивнул Валя.
Тихон восхищенно поцокал языком:
– Ну ты гляди - как живой! Вот-вот побежит. Ты - реалист, Валя, вот ты кто!
– Ты на себя посмотри, - обиделся Валентин Аскерханович, - девять месяцев здесь торчит, неизвестно чем занимается, а его подопечные Посланцев Неба режут.
– Ты, Тиша, зря лыбишься, зря, - заорал Мишель, заведшись с полоборота, - лыбишься!
Тихон попятился:
– Миш, ты чего?
– Ты что, думаешь, меня одного за потери тягать будут?
– орал Мишель. Вот... Это ты здесь ошивался! Понял, что я в рапорте напишу? Мне в пещерах сидеть безвылазно - и ты со мной туда же потопаешь! Понял? Не видать тебе Южного, как своих ушей!
– Неправда ваша, дяденька, - нежно улыбнулся Тихон, - и в Южный я вернусь, и уши свои увижу: поднесу зеркальце и увижу - вот они, ухи-ушики мои, левое - справа, правое - слева. Не мне надо было местное население готовить, а вам действовать по инструкции, посты на ночь выставлять, с местными девушками не заигрывать.
Мишель засопел:
– Ух, ух, ух...
– Охолони маленько, - иронически посоветовал Тихон, - и подумай над своим поведением.
Ночь мы решили провести в пещере.
Мишель поучающе сказал:
– Будем ловить на живца?
– Чудесное занятие, - добавил Валентин Аскерханович, - захватывающее.
– Значит, мы, - объяснил Мишель, - с Валей, как старые и опытные, берем на себя самую опасную роль: мы живцы, а ты, Одноглазый, будешь рыболовом. Мы спим, как приманка, а ты сторожишь... Ясно?
– Так точно, - ответил я и сразу же спросил: - А может, не надо таких опасных игр, может, переночуем в ракете?
– Хренушки, - помрачнел Мишель, - Тиша прав: ты совсем оборзел, Одноглазый, будем мы от них прятаться, как же...
– Тогда, - предложил я, - может, разделим опасность и тяготы? Не все же вам быть живцами? Может, и я немного побуду живцом, а кто-то из вас рыболовом, а потом...
Мишель поглядел на Валентина Аскерхановича.
Валентин Аскерханович понял его взгляд.