— Полезай, — ошарашил ее Сашка.

— Ты в своем уме? — округлив глаза, Милка покрутила пальцем у виска. Нет, у Ракитина точно не все в порядке с головой, контузия, не иначе. — Я никуда не полезу.

— Просто доверься мне, ладно? — все также спокойно продолжил Саша. — Ну.

Сложно сказать, что повлияло на девушку, в тот момент она не задумывалась, тяжело вздохнув, Милка все же начала взбираться по стремянке на крышу. В общем-то она ничего не теряла, а сил спорить у нее просто не осталось. Оказавшись на крыше, девушка сделала неуверенный шаг, носочком проверяя строение на прочность. Тем временем Сашка тоже преодолел препятствие и теперь находился в непосредственной близости от жены.

— Ну чего ты испугалась? Иди вперед, — улыбнулся он.

— А она не развалится? — недоверчиво покосившись, спросила девушка, чем вызвала у Ракитина смех. — Чего ты смеешься?

— Мил, крыша прочная и относительно новая, — заверил ее Саша, а потом добавил серьезнее: — я бы ни за что не подверг тебя опасности.

Кивнув, девушка сделала еще несколько шагов и теперь замерла на месте, удивленная до глубины души. Она наконец поняла, зачем он ее сюда привел. Как она могла забыть? Да нет, быть не может. Это не может быть тот самый домик. Она же помнила его другим, или не помнила? Сколько ей было? Девять? Десять? Перед глазами пронеслись давно забывшиеся воспоминания о том чудесном, наверное, самом лучшем для нее лете. Много лет назад она уже бывала здесь, на этой самой крыше. Вместе с папой и Сашкой, но чаще только с Сашкой. Они встречали рассвет — особенно прекрасный с той высоты, на которой они сейчас находились.

Ночь уступала свои права предрассветным сумеркам. Взору открывался новый мир, все яснее становились очертания деревьев и домов, небо на востоке светлело, и все вокруг просыпалось. Что может быть более волнующим и завораживающим, чем наблюдать медленное рождение нового дня, нового солнца? Мила завороженно смотрела куда-то вдаль, туда, где только-только становился ярче диск солнца. Ее переполняли чувства, сердце заколотилось как ненормально, грозясь выскочить из груди. Как она могла забыть? Она ведь так любила рассвет в детстве. Когда из ее памяти успели стереться столь важные воспоминания?

Оглянувшись, она посмотрела на Сашу, тот стоял улыбаясь в паре шагов от нее. У Милы ком в горле встал, она даже забыла, как дышать, настолько была поражена. Нет. Он просто не мог об этом помнить. Разве ему не было все равно? Ведь даже она забыла. Господи, а ведь в детстве она часами могла говорить о рассвете, надоедала бесконечной болтовней. А Сашка слушал ее детские бредни, с умилением наблюдая ее по истине детский восторг.

— Ты…ты помнишь? — не веря спросила девушка, все еще пребывавшая в шоке.

— Конечно, я помню, Мил, разве могу я забыть твою многочасовую болтовню, — рассмеялся он, а Милка даже не обиделась. В этот раз.

САША

Мужчина всматривался в лицо своей жены и не мог этим процессом насладиться до конца. Все мало ему было, все не хватало, ведь зачастую он будто украдкой ловил ее взгляд, но каждый раз напарывался на смесь злости и смущения, скрытого за воздушным веером черных ресниц. Мила, несомненно, была вся в отца, так что скачки в настроении случались с ней часто. В один момент злобная фурия, в другой нежная нимфа. Нежная со всеми, кроме Саши.

И пусть Ракитин не понимал, что именно он мог сделать не так, что она в принципе не воспринимала его, но он был достаточно мозговитым, чтобы понять хотя бы то, что это нечто случилось давно. Ибо недавно он просто не смог сделать ничего плохого, неправильного или неподобающего.

Когда Саша заключил Милу в объятия, он впервые не почувствовал сопротивления. Просто потому что девушка сейчас была уязвимой в своей слабости. Она смотрела на редеющий восход яркого солнца широко распахнутыми глазами и, кажется, даже не дышала. За нее дышал Ракитин, обхватывая маленькие ладошки в плен своих мощных рук.

Долго они еще стояли, пока рассвет не начал слепить, и пока Мила еще несколько раз не зевнула, прикрывая уставшие веки. Тогда Саша и увел жену назад, в спальню, где бережно уложил на кровать, накрыл одеялом, а сам так и не решился присоединиться. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, все так же не сводя взгляда с Багировой. В кармане мужской куртки покоился подарок, незамысловатый на первый взгляд, но такой ценный для Сашки.

Браслет. Бабская безделушка, подумаете вы? Но нет, да и он был не то, чтобы очень красивым, нет. Ведь браслету было явно больше сорока лет. Для Ракитина это было единственное упоминание о маме. Макс Ракитин вручил его сыну, как только сыну исполнилось двадцать, со словами: «Уверен, что ты найдешь этому применение. Твоя мать сняла его с руки и вручила мне вместе с деньгами и документами».

Саша бесконечно трепетно относился к этой вещице и еще ни разу в жизни не хотел кому-то подарить. Из всех рассказов отца он знал, что внешностью он пошел в мать, а характером явно в отца. Пусть основные черты Ракитину привили Макс и Аля, но гены вещь упрямая.

Так что Ракитин впервые в жизни захотел отдать этот браслет той, кто его заслуживал. Осталось найти повод, ну или хотя бы не испортить этим подарком хоть что-то, слабо наметившееся между ними. Саша ни в чем не был уверенным, когда дело касалось Милы. Порой ему казалось, что и дышит он слишком громко, чем однозначно бесит свою жену.