Если уж что втемяшилось ей в голову, то и топором не вырубить. Ни заставить и ни приручить, ведь она была своевольной и любящей делать так, как хочет она.

Взволнованная девушка забежала к себе и первым делом потянулась за телефоном, который, разумеется, предусмотрительно был на беззвучном режиме. Со зла, от обиды, разгрызающей душу на ошметки. Пара касаний к экрану, секунды ожиданий, и в трубке стали слышны гудки.

— Алло, — ответила мать Багировой, а Мила аж выдохнула со стоном.

— Мам…

— Солнышко, ну как ты там?! — женщина сразу воодушевилась, услышав голос дочери. Мила же в это время продолжала крутить себя на вертеле.

Эти минуты, что прошли с того момента, как Саша сказал ей о маме, и до секунды, когда она взяла трубку, показались ей вечностью. Практически рыдая, Мила одним потоком выпалила:

— Ты как? Вы врача вызвали? Что папа? Ты лекарства пьешь?

Дело было в том, что подобная ситуация однажды уже случалась, тогда, правда, уж точно не по вине Милы, но все же. Мать перенервничала, что отец не выходил на связь, будучи «на задании», и это неплохо так эмоционально припечатало женщину. Первый гипертонический криз. И пусть мать Багировой была всегда молодой и прекрасной, но случилось подобное, однако впоследствии не повторялось. Лишь на погоду слабо могло давать о себе знать и то редко.

— Милусь, да все нормально, ты не волнуйся…Никакого врача тоже не надо.

То есть?! Она так спокойно об этом говорила, как будто ничего эдакого и не случилось. У Милы аж дыхание сперло, ну быть такого не может! С такими вещами не шутят и уж тем более не игнорируют.

— Как это не надо? Ты что? Папа так просто спустил все на тормозах?

На том конце провода послышался нервный смешок.

— Вот как раз папа и не спустил, но это была реакция на резкую смену погоды, доченька. Не волнуйся, правда…Ты лучше скажи как вы?

Первым порывом было высказаться. Да так, чтобы никому мало не показалось, излить душу в мельчайших подробностях, рассказать обо всем, что тут успело произойти за считанные дни, но потом девушка вспомнила ночь, проведенную с Сашей, а также те нежные и граничащие с безумием, горячие касания к ее телу, и все гадкие мысли разом выветрились из головы.

Захлопнулись. Смятение поселилось в душе. То, что не должно было так прочно укорениться в душе, взяло и укоренилось. Багирова запретила себе даже думать о Саше в каком-то другом ключе, кроме как о друге ее брата. Но ему удалось опять растеребить тот маленький росточек, что зачах. За какие-то считанные дни раздул в душе Милы маленький уголечек, тлеющий едва заметно. О нем и девушка сама знать не знала, а тут открытие. Неправильно все это. Недолжно так быть.

— Нормально я.

— Саша тебя не обижает? — мать искренне переживала, это слышалось в голосе, но упрямству ее дочери можно было бы позавидовать, так что сквозь зубы Мила все-таки ответила абы как.

— Не обижает.

Жаловаться девушка не будет. Ни за что и никогда.

— А ты его?

— Мам, если ты думаешь, что я все забыла, то ты глубоко ошибаешься.

Да, она первая пошла на контакт, но она не забыла, что ее сбагрили, так что сразу в нежные объятия родителей она прыгать не собиралась. И вообще ей надо было разобраться самой в себе. И в том, как она реагировала на Ракитина. Неправильно.

— Я просто хочу тебе сказать, что он звезду с неба тебе достанет, и просить не придется. Просто присмотрись к Саше. Возможно, ты ищешь врагов там, где их нет, не было и никогда не будет. А он замечательный человек и очень похож на твоего отца. Я могла бы только мечтать, чтобы у моей дочери был такой муж, как у меня. Но, черт возьми, Мил, он во многом даже превосходит твоего папу. Терпением и умением ждать.

Слушать это было приятно и тягуче невыносимо. Как будто жилы вытаскивали из тела.

Багирова непонимающе уставилась в экран телефона, не осознавая ровным счетом, почему слова матери так глубоко задели ее. Почему она замерла, почему на мгновение потеряла связь с реальностью, вспоминая сильные руки, обхватывающие ее в кокон. Пусть она вырывалась, пусть брыкалась, но это было приятно, казалось таким правильным и настоящим. И еще эта забота, то, как он оберегал ее, да и закат…вспомнил же.

Мила понимала одно: при большом желании Ракитин давно бы сделал так, что она растеклась бы перед ним лужицей, но он не делал. Почему? Давление в груди нарастало, пронося кровь по венам со скоростью света. Девушка понимала, что где-то ошиблась, но никак не могла уяснить где.

Что-то не складывалось. Он ведь недвусмысленно давал ей понять, что между ними ничего быть не может, так почему сейчас? Сейчас, когда она наконец-то смогла шагнуть дальше, все пошло не так? И почему ее так быстро откинуло до «заводских настроек» с неизменный мигающей красной лампочкой, врубающейся всякий раз, когда Ракитин оказывался в поле ее зрения?

— Ладно, мама, ты отдыхай, я позже позвоню.

— Береги себя и бери трубку, пожалуйста. Я переживаю, даже если тебе кажется, что это не так. И отец тоже места себе не находит. Несмотря ни на что, он твой папа, который любит тебя больше всего в этой жизни. Помни об этом.