Она не знала, что будет делать дальше, не представляла, как будет просыпаться по утрам и заставлять себя вставать, превозмогая душевную боль, разрывающую на части, как будет ходить на учебу и фальшиво улыбаться, но твердо знала, что должна. Просто обязана.

В тот вечер Мила обессиленно завалилась в свою постель и провалилась в сон, попутно отгоняя мысли о бывшем, теперь уже, муже.

А утро встретило ее ярким рассветом и лучами теплого осеннего солнца. Она проснулась без лишних напоминаний, без будильников. Жизнь вокруг словно подталкивала ее к новым начинаниям, вот так бесцеремонно ворвавшись в ее небольшое пространство. Подтянувшись и немного поморщившись от пока еще яркого утреннего света, Мила уставилась в небесно-голубой потолок, с белыми крапинками и прислушалась к собственным ощущениям.

Нет, боль никуда не делась и огромная, размером с пропасть, дыра в груди тоже не рассосалась. Миле было все также паршиво, но по крайней мере не было желания творить глупости.

Наверное, это называется «повзрослела».

Внезапно. Неожиданно. Но, наверное, вовремя.

Она с трудом заставила себя подняться с постели, подавила в себе желание в очередной раз разреветься, тяжело добралась до ванной комнаты, где очень долго стояла под струями теплой воды, словно стараясь смыть с себя все, что с ней произошло за последнее время.

Мила провела в ванной добрых сорок минут прежде, чем собственное отражение в зеркале хоть немного устроило девушку. Все-таки являться в университет с опухшими от слез глазами — не самая приятная перспектива.

Когда девушка появилась на кухне, родители уже во всю готовили завтрак.

— Ты почему не спишь? — заметив дочь, обеспокоенно спросила мать.

Она внимательно отсмотрела Милку, вперилась взглядом в лицо дочери, ища в них ответы на свои собственные вопросы, которые, впрочем, не спешила озвучить.

— Учебу никто не отменял, — улыбнулась Милка через силу, но все же ей удалось из выдавить из себя кривоватую улыбку. — Я и так достаточно пропустила.

— Думаю, ничего не произойдет, если ты пропустишь еще несколько дней, — заговорил отец, отложив в сторону шипящую сковородку, в которой готовилось нечто имеющее умопомрачительный запах.

— Ты кто такой и куда дел моего отца? — Мила сделала попытку пошутить.

Чтобы ее отец и предлагал прогулять, такого еще не было, не считая случая со свадьбой, но это было следствием принятого им решения, а не очередная блажь Милки.

— А если серьезно, я не хочу торчать в четырех стенах.

Пожав плечами, Милка прошла к столу и заняла за ним место.

— Мил, — начал было отец.

— Не надо, пап, не сейчас, может быть…позже, — остановила отца она прежде, чем тот успел бы сказать то, чего Мила слышать не хотела и о чем говорить тоже не хотела.

Ни сейчас, ни потом.

Завтракали они в полной тишине, никто так и не решился начать разговор даже на отстраненную тему. Справившись с едой, Мила глянула на часы, до начала первой пары времени у нее было прилично, но оставаться в доме ей больше не хотелось, стены душили, воздух казался каким-то тягучим, душным даже. После завтрака Мила вернулась в комнату, наспех собрала сумку, натянула на себя плотную кожаную куртку и вернулась в кухню.

— Я пойду.

— Так еще же рано совсем, — удивилась мать.

— Ничего, приду пораньше, когда-то же надо начинать, — улыбнулась Мила, намекая на свои бесконечные прогулы и опоздания.

— Твои ключи, — отец тем временем положил на стол ключи от машины. На брелоке красовался значок в виде знаменитых колец.

Это не ее машина. Да и неудивительно, свою то она разбила. И как только цела и невредима осталась, при том, что умудрилась учудить. Наверное, только сейчас, глядя на ключи, Милка окончательно осознала, как плохо поступила с родителями в тот день. Отвращение зашкаливало, достигнув максимально допустимого значения.

Поджав губы, девушка бросила взгляд на ключи, но так и не смогла заставить себя подойти и взять их со стола.

— Это не мои, — только и смогла произнести Мила.

— Теперь твои, — невозмутимо ответил отец.

Они смотрели друг на друга некоторое время, Мила впервые за долгое время заметила большие темные круги и довольно глубокие морщинки под глазами отца, когда тот щурился. А ведь он уже не молод, пусть и дал бы фору любому двадцатилетнему, а все же, возраст — это не шутка, и каждая Милкина выходка могла бы стать для него последней.

— Я пешком пройдусь.

— Не глупи, не лихачь просто, я ж не зря новую машину тебе купил.

— Я ее не заслужила, пап.

Не дав отцу возразить, Милка буквально вылетела из кухни.

Ей нужно было на воздух и нужно было подумать. Наспех обувшись, Мила подхватила брошенную на пол сумку и выбежала из квартиры, словно за ней гнались.

На улице было довольно тепло, осень пока не вступила в свои полные права. Листва на деревьях только-только начинала приобретать желтоватый оттенок, а температура едва ли опускалась ниже пятнадцати градусов. Свежий осенний воздух ударил в ноздри, и Мила с удовольствием сделала глубокий вдох, заполняя легкие кислородом.