— Убить тебя мало за то, что водку пролил, — захихикал дед Егорыч.

На веранде охмелевший Дубровин прилег на истертый диванчик, заплатанный плед на котором изображал дам и кавалеров, прогуливающихся в парке. Дед Егорыч, кашляя, возился за стеной. Семен Маркович смотрел на спинку дивана, и ему казалось, что дамы и кавалеры вот-вот сойдут с нее и, перешагнув через него, пойдут по комнате.

Дубровин вспомнил, что нужно раздеться и вставить в зарядное устройство батарейки, но мысли эти были вялые, прыгающие. Дамы и кавалеры скользили вдоль потолка и делали реверансы, дед Егорыч шумно плевал за стеной в рукомойник, и Семен Маркович уснул.

Уже под утро ему привиделась короткая цепочка не то овалов, не то шаров, плывущая по небу на фоне звезд. Шары чередовались, шевелились, и один из шаров внезапно показался Дубровину похожим на него самого. «Что бы это значило по Фрейду? Женское лоно? Всемирный эрос?» — задумался во сне Семен Маркович.

Когда Дубровин вышел из дома, дед Егорыч уже давно встал и ковырялся в огороде. Заметив квартиранта, он махнул ему рукой и снова уткнулся в грядку.

— Молодой картохи к завтраку копну, — проворчал он. Их завтрак напоминал вчерашний ужин: картошка в мундире, лук и несколько сваренных вкрутую яиц.

— Голова-то не трещит со вчерашнего? — сочувственно спросилЕгорыч.

Дубровин запил чаем холодное яйцо и помотал головой. Какие тут деревеньки поблизости есть? — спросил он.

— В Титовку нынче не ходи. А вот в Гнильское можно… Бабка там одна живет, дряхлая, почитай лет девяносто. Травы знает, от порчи заговаривает. Поговори с ней.

— А до Гнильского далеко?

— Куда там далеко! Гнильское, почитай, отсюда видать. Выйдешь за калитку и прямком через луг.

— А как зовут бабку?

— Ильинична. До пекарни дойдешь — второй дом, да там ее каждый знает.

Семен Маркович вышел за калитку. Похоже, день собирался жаркий, парило сильно, хотя пока и не распогодилось. С середины поля отчетливо было видно Гнильское — домов двадцать, выстроившихся в ряд. Мимо них по дороге ехал трактор, и дома пропадали в поднимаемой им пыли.

Тонконогая девчонка, качающаяся на привязанной к дереву тарзанке, указала ему на дом бабки Ильиничны.

— Вы запойный? К ней часто запойные ходят! — крикнула она, повисая вниз головой.

Дубровин вошел на веранду, где на мокрой тряпке во множестве стояли тапки, галоши, сапоги.

— Есть дома кто? Хозяева! — окликнул Семен Маркович. Никто ему не ответил, и он, приподняв марлевую занавеску от мух, заглянул в комнату.

Бабка Ильинична и ее семидесятилетняя дочь Алена сидели на диване и, положив набухшие руки на колени, смотрели телесериал. У Ильиничны на носу были очки с замотанной лейкопластырем дужкой. Она была в теплой поддевке без рукавов, наброшенной поверх ситцевого халата, и шерстяных носках.

Перед женщинами на табурете лежала резиновая мухобойка на длинной деревянной ручке, а рядом, на полу у дивана, стояла большая миска с перезревшей клубникой.

Дубровин слегка озадачился. Он представлял себе деревенскую ведунью совсем иначе — в покосившейся баньке с подвешенными к потолку пучками лечебных трав, шепчущую себе под нос заговоры.

Семен Маркович кашлянул, привлекая внимание старушек:

— Здравствуй, Ильинична, а я к тебе.

— Подожди, пока кино кончится, — ворчливо сказала старуха, покосившись на него из-под очков.

— Я лучше на улице подожду, — сказал Дубровин, смотревший исключительно политические программы и те передачи, которые делали его друзья с телевидения.

— Где хошь! — согласилась Ильинична. Дубровин обогнул дом. За огородом с затянутыми пленкой тепличками он увидел баньку, а за банькой выглядывал угол маленького, сколоченного из старых досок сарайчика.

Рядом послышался хриплый лай. У ржавой железной бочки сидела лохматая дворняга и, склонив голову, изучающе смотрела на Семена Марковича. Дубровин увидел, что по носу пса ползет блоха, и поморщился. Это же надо так запустить собаку!

Дворняга вдруг завиляла хвостом и попробовала поставить передние лапы Семену Марковичу на колено, но тот брезгливо отодвинулся.

— А ну пошел! — закричал он на пса и отправился в глубь огорода.

Семен Маркович прошел мимо баньки и заглянул в пыльное окошко сараюшки. Там ничего не было видно — какие-то тряпки, черенок от лопаты, банки.

Просто из любопытства Семен Маркович дернул покосившуюся дверь и шагнул внутрь. Непонятного происхождения липкий страх вновь охватил его, сжал тисками сердце. Дверь вдруг сама собой захлопнулась за его спиной. Во дворе прерывисто завыла собака.