Шрифт:
…Господин Бобков уже не раз трижды перекрестился и похвалил себя за решение спонсировать хобби тщеславной супруги, а особенно за идею приобрести для нее отдельную квартиру, — теперь та пребывала в трудах и заботах, почти все время проводила в новом жилище, а он, соответственно, не имел счастья лицезреть подругу жизни.
Миф о незамужней писательнице-девственнице пришелся Семену Гордеевичу по вкусу — значит, ему не нужно делать ручку кренделем, сопровождая благоверную на всевозможные светские тусовки, а в обозримом будущем не придется отвечать на вопросы журналистов, каково ему в роли мужа знаменитости.
Посему Семен Гордеевич вздохнул с облегчением, попутно сделав себе комплимент относительно своего недюжинного ума.
— Спой мне, — попросил Сергей. На этот раз он захватил свою гитару.
— Спою, — согласилась Алла. — Философская песня, — чуть дурачась, подражая бардам, предваряющим новую песню комментарием, произнесла она. Невеселый итог моей жизни и взаимоотношений с мужчинами.
Покрылись инеем года,Сквозь пальцы утекли водой,Я в них царицею была,Но ложным оказался трон.Я орхидеями цвелаИ беспредельностью манила,О берега свои разбилаВсе жизни, что неслись ко мне.Пустым и тусклым был их свет.Но вот лучом печальнымЯвилась мне мечтаДавно ушедшая судьба,Забытый ритм в моей крови,Стучат внутри его шаги,Иль сердца собственного стук,Мне заглушают пустотуВсех блеклых глазИз прошлых лет,Их чужих рук и холод тел.— И в самом деле невеселый итог… — тихо произнес Сергей. — А я совсем иначе представлял твою жизнь и отношения с мужчинами.
— Значит, я хорошая актриса.
Сказать в привычной дурашливой манере не получилось. Было грустно, и она ничего не могла с собой поделать.
— О чем ты думаешь? — спросил Сергей.
— О том, как сложатся наши отношения дальше.
— Замечательно сложатся.
— Да? Ты уже все заранее знаешь?
Незабытая женщина снова подставит мне губы — В полутемном дворе, и слезинки слизну с ее век, — пропел он. — Когда я это писал, верил, что так и будет.
— И даже то, что увидишь мои слезы? — Ее глаза и в самом деле увлажнились, но Алла не стала себя одергивать привычным: «Что-то я стала сентиментальной. Старею, что ли?»
Вместо ответа, он коснулся губами ее мокрых век.
…Циничная журналистская братия откровенно посмеивалась над доморощенным имиджем писательницы и делилась с коллегами своим мнением: это всего лишь декорации, а Изабелла Астралова — типичная конъюнктурщица, слепившая образ на манер новомодных колдунов и знахарей, а сама совершенно не соответствует навязываемому ей имиджу. Правда, эти разговоры велись лишь в кулуарах и на широкую публику не выносились.
Валентина Вениаминовна не скупилась на гонорары лояльным журналистам, благо ее благоверный в отсутствие супруги воспрянул духом и не покладая рук трудился на ниве собственного обогащения, не забывая откупаться от экс-подруги жизни. Семен Гордеевич Бобков был готов выделить ей еще более щедрое содержание, лишь бы она не вздумала вернуться в родные пенаты.
Если в прессе появлялась «ругательная» статья, писательница устраивала в редакции газет-журналов жуткий скандал, обещая нанять команду киллеров для отстрела провинившихся журналистов.
Узнав об очередном «воспитательном» рейде, Яков Борисович пытался повлиять на нее, пеняя за неразумность подобного поведения и несоответствие имиджу «неземной», но вздорная мадам Бобкова топала ногами:
— Я не позволю этим мерзким писакам вытирать об меня ноги! Кто они и кто я!
«Они ушлые журналисты, сразу учуявшие, что тебя слепили из лоскутков, — думал литагент. — А ты — невежественная бездарность, стерва и истеричка, возомнившая себя писательницей».
Вслух он этого конечно же не произносил — Попробовал бы! В его голову тут же полетел бы самый тяжелый предмет из подвернувшихся под руку разъяренной работодательнице.
— Разумеется, вы правы, Валентина Вениаминовна, — мысленно чертыхаясь, соглашался Яков Борисович.
— Называйте меня Изабеллой, — потребовала окончательно потерявшая чувство реальности экс-Бобкова. — А все писаки пусть знают, что я неприкосновенна!
Благодаря такой тактике кнута и пряника журналисты стали дружно дудеть в нужную дуду, пресса изобиловала скрытой рекламой в виде восторженно-хвалебных статей, где попутно акцентировались важные для ее имиджа аспекты, а миф о «чудаковатой девственнице» Астраловой все более упрочивался, обрастая все новыми подробностями и приобретая черты реальности.
— Не буду я киснуть. — Алла тряхнула годовой. — Лучше спою тебе о нас.
Сергей снова взял гитару и быстро подобрал аккомпанемент:
Могла бы быть снегомИ под ноги падать тебе…Волной разбиватьсяО милые губы,О ресниц темный пяен,Слезою катитьсяВ пропасть вселеннойРодных твоих черт…Но я лишьБезбрежная дальИль простоУшедшего прошлого тень…Вдруг свет твоих глазСогрел все внутри,Он важен так сталДля меня,Когда в темнотеНе нужны фонари,Когда рожденаВновь как дитя,Когда навсегдаЕсть смысл бытия. [35]35
Стихи Натальи Волковой.