— Александр Васильевич, на вас бригада из двух полков, так что вдвое больше хлопот будет. Справитесь?

— Трудов и сил не пожалею, государь!

— Тогда надеюсь на вас! Только не подведите меня, завтра грянет баталия, которая решит судьбу нашего Отечества!

— Умру за вас, государь!

— Погибать не надо, Александр Васильевич, нужно победить, — отческим тоном произнес Иван Антонович, понимая насколько ханжески у него это вышло. Римский-Корсаков настолько благоговейно смотрел на него, что Никритин смутился, кое-что припомнив из совсем недавнего. Но тут же выкинул из головы сладостные воспоминания, и безжалостно, словно подкованным сапогом, растер.

«Хоть и Александру Васильевичу тезка, но не орел. Хотя кто знает, сражение покажет. А теперь пора переходить к плюшкам», — Иван Антонович снова громко заговорил, обращаясь к полку:

— Всех офицеров произвожу в следующий чин. Всем солдатам, капралам и сержантам выдать червонцы, полуимпериалы и империалы соответственно за службу верную. А вам капитан, — Иоанн повернулся к измайловцу что стоял неподалеку от него — именно он и привел два батальона в форштадт, временно возглавив полк. Офицер понял заминку правильно, шагнул вперед и представился:

— Сергей Шипов, ваше императорское величество!

Сухощавый капитан поклонился, и тут же горделиво распрямился — бритое лицо, прищуренный взгляд, без подобострастия смотрит, но почтительно. Иван Антонович напряг память, в фамилии показалось что-то знакомое из давних студенческих времен.

«Точно, из декабристов. Вернее, рядом с ними были рядышком. В день 14 декабря весьма странно повели себя с полком Измайловским его однофамильцы или потомки. Скорее последнее — многие дворяне целыми фамилиями старались служить в одном и том же полку. Надо проверить эту мысль — интересное совпадение может выпасть», — Иван Антонович сделал вид что задумался и спросил:

— Шипов, Шипов, полк Измайловский — кто он вам?

— Отец, государь. Майор Алексей Шипов командовал по воле императрицы Анны Иоанновны первым батальоном еще в селе Измайлово, ваше императорское величество!

«Ого, вот тебе и преемственность, служат, как бегут с эстафетной палочкой, передают друг другу. А ведь треть века прошла», — промелькнула мысль, но сказал Иван Антонович совсем иное, глядя как мгновенно от его слов заблестели глаза гвардейца.

— Негоже от родителя в чине воинском отставать потомку славного подвигами своими рода. А потому поздравляю тебя секунд-майором! За Богом молитва, а за царем служба никогда не пропадут!

— Не устрашусь живота своего сложить за ваше императорское величество! Клянусь!

— Верю, — Иван Антонович покосился на Миниха, тот стоял с невозмутимым лицом. Но чувствовалось, что фельдмаршал доволен его поведением. А ведь вначале речь шла о верховом объезде, от чего сразу пришлось категорически отказаться — в седле Никритин держался также как легендарная собака на заборе в армейском фольклоре.

Потому, вспомнив знаменитый приказ императора Петра Великого, касательно пехотных офицеров при их встрече с драгунами, что были обязаны спешиваться, чтобы не вызвать насмешек от последних, фельдмаршал Миних заменил объезд пешим обходом. Так что несмотря на долгий путь, старик бодренько шагал рядом.

— Здорово апшеронцы! Вы славный полк!

Застывшие в шеренгах солдаты рявкнули что-то радостное, но не «виват». Все застыли с ружьями, капралы с устрашающими алебардами — щиты дать и можно снимать фильм исторический из эпохи «войны роз». Сержанты и офицеры с протазанами, на груди последних сверкают горжеты — здоровенные бляхи, шарфы с серебряными кистями, лишь у одного, уже пожилого — золотистого цвета, штаб-офицерские.

Оглядывая воинство, Иван Антонович мысленно поморщился — обмундирование потрепано у всех, причем самое различное, и с оттенками. По сути единой для всех формы нет, совсем как в 90-е, когда носили все что только возможно, и советские образцы чередовались с многообразием новых российских. Тут геморрой тот еще — елизаветинская униформа в конце Семилетней войны изрядно обновилась на прусский манер, потом уже Петр Федорович решил полностью перевести армию на образцы короля Фридриха Великого, а потому все полковые швальни начали перешивать обмундирование. Не успели — император от «колик» скончался. Затем вернулись обратно к образцам покойной императрицы — только не смогли выбрать к каким именно. Оттого и стояли сейчас в шеренгах солдаты, отличные друг от друга. Причем одни в шляпах, а другие в касках с петушиными перьями.

Полнейший разнобой!

Радующий сердце любого демократа, но раздражающий военных 20-го века. Тут к этому относились намного проще — офицерские мундиры отличались порой разительно. Единственной, что объединяло, это припудренные длинные волосы, заплетенные в косичку.

Таковы реалии военной моды!

— Подполковник Колюбякин, ваше императорское величество! Командую батальоном!

— А кто командир полка?

— Полковник князь Алексей Голицын!

«Этого мне еще не хватало для полного счастья! Сейчас любой из этих князей меня смертельным врагом считает. Интересно, где этот князинька», — видимо немой вопрос четко отразился на его лице, что подполковник негромко, с некоторой унылостью сказал:

— Здесь только три роты нашего полка, половина вышла. Остальные роты… тут уже собрали, из разных… солдат…

Иван Антонович пригляделся к строю. Действительно, батальон как бы можно разбить на две части, настоящей и наскоро слепленной. И тут он вспомнил про один интересный факт — перед первой мировой войной полк этот получил удивительное отличие, единственное на всю армию, в виде полосок из красной кожи на голенища сапог. В память об участии в одном, славном для него сражении.

«А ведь момент очень удобный, можно обыграть. А для красного словца, и соврать стоит, и приукрасить немного», — Никритин тщательно обдумал пришедшую на ум мысль, а потом громко заговорил: