В тишине кабинета негромко произнес Иван Антонович, внимательно смотря на «старого Фрица». Он устал от долгого разговора и бесконечных недомолвок с королем Фридрихом, которого позднее не зря объявят Великим и он это заслужил.

Умный, лицемерный и изворотливый противник!

Если бы не прожитые почти семьдесят лет в прошлой жизни, его бы давно «раздели» и обернули из куля в рогожу, как говорится. Однако Иван Антонович прошел через трудные жизненные перипетии и умел играть словами не хуже прусского короля. А крушение великой страны с «лихими девяностыми» научили демагогии, и с избытком добавили политической фальши и словоблудия, приправленного солидной порцией лицемерия, лживости и расчетливого цинизма.

Все согласно аксиоме — хочешь жить, умей вертеться!

— И как вы это видите, мой кузен?

Король Фридрих чувствовал себя явно не в своей тарелке. Иван Антонович это хорошо чувствовал. И несколько раз пытался посмотреть на положение глазами своего противника.

Ситуация ведь для него крайне щекотливая, как не крути — Восточная Пруссия фактически оголена, войск там нет, а русская армия рядом, в Польше и Курляндии. Итогами мира, заключенного прежней императорской четой, в Петербурге явно недовольны, и новый русский монарх не может не находится под серьезным давлением аристократии, с мнением которой недавний узник обязан считаться. Недовольство русских явно подпитывалось огромной суммой денег, непонятно за что уплаченных соседу, и весьма походивших на контрибуцию.

Разыгрывая ситуацию, Иоанн Антонович несколько раз подглядывал на листок бумаги, где им предварительно были написаны поправки, стараясь, чтобы это выглядело неуклюже — нерадивый ученик втайне от учителя стремится воспользоваться шпаргалкой. Пусть понервничает «брат Фридрих», подумает, в чьих руках император исполняет роль «игрушки», решения которых он сейчас озвучивает.

Выгодное положение, при котором неуступчивость в основных пунктах на переговорах говорит о том, что они не могут быть изменены, но все остальное может быть пересмотрено к взаимной или односторонней выгоде. Никритин сознательно представлял «старому Фрицу» возможность не только полностью, но со значительным прибытком, компенсировать потери за счет третьей стороны, которая, понятное дело, здесь не присутствовала. И тем самым остаться в значительном выигрыше!

— И как это будет выглядеть, мой молодой друг?

Фридрих спросил вроде бы небрежно, но таким вопросом он заставлял противника раскрыть карты, оставляя свой расклад невидимым. Иван Антонович прекрасно знал такие уловки, однако продолжал старательно играть роль недалекого умом молодого человека, плохо вызубрившего данные ему инструкции. А потому посмотрел в «шпаргалку»:

— Деньги можно расписать по соответствующим статьям как за покупку. За Мемель уже нами уплачено, а вами, мой кузен, город передан. Кенигсберг с северо-восточной округой оформим соответственно как продажу. Данные территории, хотя и составляют значительную часть Восточной Пруссии, но главными не являются.

Столицей, как мне сказали, со времен Тевтонского ордена, всегда был Мариенбург. Он же станет центром всех присоединенных прусских территорий, пока принадлежащих Польше — а это более чем тройная компенсация за уступленные вами владения, в которых не только населения мало, но мерилом богатства являются болота, ручки и леса. Да заброшенные рыцарские замки, из которых крестили язычников.

Что касается вашей части шведской Померании, но ее мы даже принимать не станем, оставим только маленький клочок, который я верну, как урегулирую вопрос со… Устрою дела, короче! Так что ваша отнятая у шведов Померания нам не нужна. Зачем, если она уже идет как приданное. А также будем считать, что два миллиона талеров из остатка якобы нами выплачено уже молодому кронпринцу на обустройство двора…

— Вы хотите еще за наш счет, мой кузен, обустроить свою сестру? Но это уже слишком!

Ивану Антоновичу показалось, что «доброго дядюшку» сейчас хватит апоплексический удар. Лицо Фридриха побагровела — такой жадности и скупости от своего русского коллеги он никак не ожидал. Да такое даже представить было невозможно.

И мысленно возликовал — король в душе пошел на сделку, приняв ее как данность. Видимо прикинул, как за счет Польши поправит все свои дела и останется в выигрыше. Тем более, что ганзейскому Данцигу деваться будет некуда, как только Пруссия возьмет под контроль нижнее течение Вислы. Тогда торговля польского королевства полностью окажется в ее руках, а, соответственно, и сам Данциг, который упадет в подставленную шляпу короля как презревшее яблоко с ветки дерева.

— Хорошо, мой брат, я думаю, молодым будет достаточно шестьсот сорок тысяч рублей…

— Три миллиона талеров, мой кузен, свадьба должна быть достойна прусского и русского дворов!

«Не хрена себе запрос, раньше хватало на торжества шестисот тысяч, навел справки! Теперь нужно отчаянно торговаться, пусть считает меня скупым, но недалеким. Блин, денег и так в казне маловато, а три миллиона совершенно неподъемны!»

— Восемьсот тысяч, кузен, побойся Бога! Хорошо… Еще добавлю сто тысяч… сто двадцать пять, на новую мебель!

— Вы можете уронить свое величие в глазах Европы, брат мой! Что скажут, если узнают, что русский император устроил бедную свадьбу? Сумма в миллион достойна браков курфюрстов, но не королей. В последнем случае, поверьте мне, ее нужно как минимум, удвоить.

— Я согласен с вами, мой венценосный брат. Но война была… расходы большие. Так что полтора миллиона рублей я дам, от своей будущей свадьбы оторву. Только ради вас, кузен, чтобы сделать приятное.

— Талеров, мой друг, рубли в европейских государствах не приняты. Счет исключительно в талерах ведут!