Истина неоспорима: военное и магическое превосходство людей над всеми прочими расами Мира не подлежит сомнению. Семь лет назад люди в последний раз доказали это эльфам. Эта кампания вошла в летописи и хроники под названием Последней Войны. Семь лет назад они бились по разные стороны фронта. Шаэриэнн, знатная эльфийская колдунья, преданная своим возлюбленным и сюзереном в политических интересах, лишилась всего, что у неё было — имени, близких, способности творить волшбу. Альтар, Каратель — лучший из элитного отряда Ордена, возглавлял оборону Рекарна и чудом пережил падение города под натиском эльфийских превосходящих сил — самое кровопролитное сражение Войны. Каждому из них по-своему видится Истина. Но у Истины есть и обратная сторона. Там, как на изнанке тканого гобелена, сокрыты все узлы и противоречия, умело вотканы новые нити и замаскированы обрывы старых… Там множество тонких переходов и неровностей в узоре, о которых и не подозревает тот, кто смотрит на гобелен с лица. Там нити разных цветов порою так переплетены, что невозможно понять, где кончается одна и начинается другая. Не всякому дано увидеть изнанку Истины. Но чтобы понять, какая же она в действительности, придётся отыскать такую возможность… Только вот получится ли?
Глава 1
Шаэриэнн
Сон оборвался внезапно. Так резко, что я на миг ощутила себя пузырьком воздуха, безжалостно выброшенным на поверхность лесного озера из вековых илистых глубин…
Что мне снилось — я не знала. Скорее всего, то же, что и обычно — то есть, ничего. Я уже привыкла к тому, что в этой жизни не видела снов — или видела, но никогда не помнила их. Тем было лучше — потому что иначе возвращаться в реальность было бы ещё больнее…
Я помимо воли зябко поёжилась под медвежьей шкурой, наброшенной поверх лоскутного одеяла — морозное зимнее утро пришло вместе с колючим сквознячком, вовсю гуляющим по выстывшей за ночь светёлке. Улучив момент, явь тут же поспешила напомнить о себе зарождающейся саднящей болью в пальцах, лучами света, пробивающимися даже сквозь закрытые ставни и плотно сомкнутые веки, и какой-то особенно бойкой соломинкой из матрасной начинки, пребольно колющей меня в бок.
Последнее было особенно неприятно. Я набрала воздуха в грудь, выдохнула сквозь стиснутые зубы, прогоняя злость, отчаяние и боль — верных спутников, с завидным упорством приходящих встречать со мной каждый новый день — и рывком села на кровати, распахнув глаза.
Ну, здравствуй, утро! Я проснулась…
«Aule, Shaerriaenne»… Так вполне мог просвистеть лёгкий ветерок в дымоходе, или проскрипеть — деревянный пол под моими босыми ногами, или мурлыкнуть — Кис, тенью юркнувший ко мне откуда-то из сеней… Серый в пятнышках пушистый бок, словно невзначай, легонько коснулся колена, и тут же ещё раз, заставив меня насмешливо фыркнуть. Дикий-то ты дикий, Дитя Леса, и гордый, и независимый, а ласку любишь, словно обычный домашний котяра…
Иронии Кис не понял, чуть отстранился, озадаченно прянув ушами, но тут же снова наклонил ко мне лобастую голову, когда я потянулась чтобы потрепать его за загривок. Второй рукой одновременно я попыталась нашарить у изголовья кровати шерстяной платок — ночь и вправду выдалась настолько холодной, что «съела» без остатка всё тепло от натопленной накануне печки.
И мгновением позже едва не взвыла от боли, неожиданной и резкой, тысячами раскалённых игл пронзившей сразу обе кисти моих рук…
Кис, шарахнувшись от неожиданности, мявкнул, с недоумением глядя, как я, шипя сквозь зубы, баюкаю руки у груди. Затем, наверное, почувствовал… Подошёл, сел рядышком у кровати, поднял на меня глаза цвета расплавленного золота… И заурчал. Тихо-тихо. А потом всё громче…
И я почувствовала, что боль понемногу отступает.
Смаргивая предательски выступившие слёзы, я принялась осторожно разминать искорёженные пальцы сначала на правой, затем на левой руке, до тех пор, пока боль не стала терпимой. Такой, как всегда.
— Спасибо, парень!… — с чувством сказала я, теперь уже уверенно кладя ладонь на Кисову холку. — Готова поспорить, что среди своих ты наверняка маг не последнего Круга… или как там у вас, хиратов, измеряется магия?
Получая заслуженную долю ласки, Кис скосил на меня чуть прищуренный глаз — как мне показалось, подмигнувший: «А ты что думала?! Не только ж вам, эльфам, уметь колдовать…».
Конечно, не только… Те времена, когда волшбу в Мире творили только Rocca, Перворожденные, давным-давно живы только на выцветшем пергаменте ветхих преданий… Теперь под этим солнцем и небом колдуют все, кому не лень. Даже те, кто раньше немногим отличался от животных или растений. И гномы, и орки, и дриады, и полурослики, и оборотни, и гоблины, и много кто ещё.
И люди…
… Тёмно-алая кровь кажется рубиновой в тёплых лучах осеннего заката. Она везде — на золотой подстилке из опавших листьев, на серо-зелёном бархате раскинутого поверх плаща, на моих пальцах, прижатых к ране… Я не могу её остановить, и она уходит, вязкими ручейками сочится сквозь слабую преграду из золотого свечения жалких остатков моей магии, с каждой каплей унося с собой жизнь дорогого мне существа…
Туман слабости и боли застилает мне глаза, я чувствую, что шатаюсь, даже стоя на коленях над раненым, и если бы не A'Кariaell, поддерживающий меня за плечи, должно быть, давно бы уже упала ничком в шуршащую листву…
Christaienn уже не кричит, не рвётся и не хрипит в полузабытьи. Страшная рана в груди — крошево из рёбер, мышц и кольчуги с оплавленными краями, которую полностью не могут прикрыть даже обе мои ладони — кажется, больше не существует для него. Сквозь слёзы, пот и спутанную паутину волос на своём лице я почему-то отчётливо ясно вижу кристально-голубые глаза, в которых отражается небо…
Christaienn ещё здесь. Но преграда между Миром и Вечной Ночью, ещё удерживающая дух в этом страшном, искалеченном теле, неумолимо тает… Серые губы чуть дрогнули, повинуясь титаническому усилию. Я наклонила голову:
— Akira… оставьте… беги!… — Шёпот? Или шорох падающих листьев?…
Deanorr и Lu'Аvenn стоят в двух шагах, тяжело опираясь на воткнутые в землю клинки. Не выдерживают, отводят глаза…
— Нет! Никогда!!! — Это не мой голос… Из последних сил яростно давлю подступающие к горлу рыдания, кашель, стон. Как будто смерть можно перекричать… — Никогда, слышишь, Tai?! Мы выберемся, слышишь? Все! Все вместе!… Не смей!… Я, твоя Akira, приказываю тебе! Не смей умирать!!!
Золотое свечение на кончиках моих пальцев вдруг вспыхивает ярче, заполняя рану до краёв…