Мне было известно о свойстве проклятого металла «сглаживать шероховатости» человеческой волшбы, вмиг преображая её: словно вырубленного топором деревянного идола — в изящную статуэтку тончайшей работы. Это было одной из причин того, почему люди оказались сильнее…

Но сейчас… Что-то пошло не так.

Я озадаченно моргнула. По всему выходило, что агмарилл убивал вопреки целительским формулам, которые применял Светлый Жрец!… Мгновения, когда Светоч прекратил действовать во благо и начал — во зло, мне уловить не удалось. Но вот же они, как на ладони — чёрно-бурые разводы, от которых просто разит смертью, рвущейся с поводка… Ещё бы пару мгновений — и спасать охотника было бы поздно.

Почему так? С тех пор, как псоглавцы открыли людям тайну агмарилла, его сила и мощь была исключительно на пользу последним. И только им…

Агмарилловый Светоч должен был помочь человеку, а не убивать его. Может, и вправду, принял охотника за то существо, что так жестоко разделалось с ним?

Лежащий на столе Варда дёрнулся, застонал. Я поспешила вернуть себе привычное зрение — что делать, я уже примерно поняла, а большего аура всё равно не поведает…

Я протёрла руки чистой тряпкой и полезла в свою сумку. После такого масштабного магического воздействия становилось ясно, как лунная ночь — любая лишняя волшба может стать для человека смертельной… Даже среди растительных эликсиров нужно было выбрать такие, в основе которых были бы в первую очередь природные, а не магические свойства ягод, деревьев и трав. К счастью, в сумке нужные снадобья были.

А теперь — очень внимательно… Никаких напевов, никаких формул. Просто… Просто. Здесь — промыть, тщательно, но очень осторожно — чтобы кровь не пошла сильнее… Сюда — тампон, густо смоченный в растворе с неприятным запахом; этот запах усиливается по мере того, как очищается рана — что ж, иногда жизнь пахнет и так… Обезопасить, обеззаразить… Пережать, стянуть, соединить. Присыпать или смочить — где щедро, не скупясь — а где и совсем слегка, с особой тщательностью отмеряя капли или крупинки… Зажать, закрыть. Теперь перебинтовать — так, чтобы было одновременно и туго, и не слишком давило… Ещё пара витков, закрепить конец. Фух-х. Всё…

Под пристальными взглядами множества людей, держащихся толпой, но на почтительном расстоянии от стола, я устало вздохнула, прежде чем начать собирать разбросанные склянки и пузырьки. Отчаянно работая локтями, ко мне из глубины горницы протолкалась давешняя старуха, уже, по-видимому, закончив с лечением своего подопечного… Я не стала ожидать, пока на меня набросятся с расспросами.

— Если дотянет до утра — будет жить… Перенесите его в постель, только аккуратно. — Кивнула на оставшийся на столе увесистый мешочек. — Этим будете отпаивать, когда придёт в себя. Им же пропитывать бинты, когда будете менять повязки. Да… Если есть при нём какие амулеты, обереги — попрячьте. И это — пусть пока побудет дальше от него…

Я потянулась к шее Варды, аккуратно подцепила за ниточку висящий на ней крошечный Светоч и разрезала нить ножом. Преодолевая отвращение, подхватила второй конец нити, не давая куску агмарилла упасть, и вытянула руку с качнувшейся в воздухе звёздочкой вперёд. Дюжий охотник — тот, который заслонил меня от жреца, поколебавшись, сделал шаг мне навстречу, протягивая ладонь, в которую я с видимым облегчением и поспешила опустить звезду…

— Будь! Ты! Проклята!!!

За неимением лучшего варианта, Брат Витин попытался испепелить меня взглядом, полным злобы и ненависти. Когда не получилось, резко развернулся и исчез за порогом, успев бросить:

— Богомерзкая ведьма! Ты за это поплатишься!…

Громко хлопнула дверь и на мгновение стало совсем тихо — так, что слышно было бы муху, вздумай она пролететь… Затем замершие было в нерешительности люди вдруг резко вспомнили, чем они до того занимались, и в избе опять возобновилась суета. У стола, на котором лежал Варда, моё место заняла громкоголосая старуха и теперь, повинуясь её указаниям, трое мужчин осторожно перекладывали лежащего без сознания охотника на широкую грубую простыню — видимо, готовясь-таки его перенести.

Я постояла у стенки, прикрыв глаза и постаравшись отрешиться от всего вокруг. Это было нетрудно — теперь, когда я перестала быть нужна, на меня просто больше не обращали внимания… Когда силы немного восстановились, я застегнула кожух поплотнее, накинула сумку на плечо и, никем незамеченная, вышла в ночь, оставив за спиной залитую светом избу с кровью на полу и людским галдежом.

Толпа во дворе заметно поредела — во-первых, больше нечего было ждать новостей, ну, а во-вторых, прошло уже довольно много времени — за полночь давно перевалило, и морозец крепчал… Но самые стойкие мужики — а таких всё же было немало — остались. Собрались по неравным кучкам в разных концах двора и негромко переговаривались, поглядывая на светящиеся окна — с беспокойством, но без прежней суеты. Когда скрипнула дверь, те, кто стоял ближе всего к крыльцу, обернулись.

— Ну что, ельфа? — спросил один, нещадно дымя самокруткой.

О состоянии охотников им уже было известно, и вопрос был дежурный.

Я пожала плечами.

— Сделала, что смогла.

Как я и ожидала, интерес ко мне тут же потеряли. До меня то и дело доносились обрывки фраз. Я не вслушивалась, но поневоле складывала в голове недостающие фрагменты мозаики.

«Дейарис…». «… в церкви» «… всеночное».

Ну, разумеется… Кроме четверых раненых были и убитые, по которым сейчас правится всеночное бдение. И правит, разумеется, Младший Жрец — псоглавцы практически не колдуют, они не могут использовать агмарилл подобно людям, хоть он и не опасен для них так, как для всех остальных разумных рас. Помощь Дейариса раненым была бы бесполезна…