— Не пора. Я с тобой разговариваю. Или ты пренебрегаешь мной? Я тебе противен, да?!

— Ты пьян, Мартин! Уйди с дороги, или я закричу! — упрямо заявила Оливия и поджала губы.

Я обхватил ее подбородок и приподнял ее милое, испуганное личико.

— Ты такая красивая… — выдохнул я ей в лицо, и мои пьяные глаза утонули в ее синем океане.

— Отпусти меня сейчас же! — она одернула руку. — От тебя сильно пахнет алкоголем! Иди протрезвей!

Я обхватил ее талию, прикасаясь к нежной коже. Как же она приятная… Круговыми движениями я начал удовлетворенно поглаживать ее спину.

Оливия сначала молча смотрела на меня, ее ноздри возмущенно вздымались, а лицо раскраснелось.

— Убери свои руки! — прошипела она, но не вырывалась.

— Ты проучила меня, Оливия. Я проиграл. Сдаюсь, — смешливо сказал я, надеясь, что это успокоит ее прыткость. — Я хочу тебя поцеловать, снова почувствовать вкус твоих губ.

Я облизнул губы и приблизился к ее лицу. Ее ладошка накрыла мои губы.

— Я не собираюсь играть в твои игры, — слишком серьезно заявила она и отвернулась в сторону.

— Оливия, я обидел тебя, да… Каюсь, прости… Но я не могу без тебя, — надрывно захрипел я, притягивая ее ближе к себе.

Она повернулась ко мне и начала вглядываться в глаза, пытаясь уловить фальш или игру.

— Верь мне. Это правда, — охватил я ее лицо.

— Убрал свои руки от нее! — прогремел приближающийся голос Алекса.

Я усмехнулся и, не опуская рук с Оливии, рявкнул в его сторону:

— Мы разговариваем, или ты не видишь?

Алекс подошел и силой одернул мои руки, за что мгновенно поплатился. Через секунду он уже лежал на траве с разбитой губой. Я хоть и пьян, но по его наглой морде нашел сил съездить.

— Алекс! — упала на колени к нему Оливия и злобно посмотрела на меня. — Убирайся, Мартин!

— Тоже мне нашла мамочка сыночка, — заржал я и сплюнул на землю. — Вставай, Алекс, иди к папочке!

Соперник прыгнул на ноги и на таран побежал на меня. Мы оба свалились на землю, Алекс оказался сверху и начал дубасить мне по лицу.

— Алекс! Остановись, он пьян! — закричала Оливия и привлекла внимание гостей.

— Разнимите же их кто-нибудь!

Парни силой разняли нас. Оказавшись по разные стороны, я не мог упустить момента поддеть этого сопляка:

— Алекс, ты бьешь, как девчонка! — усмехнулся я и подтер струйку крови, вырвавшуюся из носа.

— Пошел к черту! — рявкнул он в ответ.

Оливия стояла поодаль от нас двоих и растерянно смотрелв то на меня, то на Алекса.

— Оливия, что этот подонок хотел от тебя? — с вызовом спросил Алекс.

Девушка подошла к нему и прошипела ему в лицо:

— Видеть не хочу.

Она обернулась ко мне и продолжила:

— Вас обоих!

Затем развернулась и побежала прочь от нас.

Я глухо рассмеялся и покосился на озадаченного Алекса. Все-таки кровь была пролита не зря.

— Тук-тук, — послышался голос мамы, которая осторожно открыла дверь в мою комнату.

Я лежала на кровати и безрезультатно мозолила глазами точку на потолке. Мама присела на край кровати.

— Хочешь поговорить? — ласково спросила мама.

Я вздохнула и перевернулась на бок. Нужно ли знать маме о моих сердечных переживаниях? На душе скребли кошки. И все из-за этой дурацкой вечеринки.

— Мам, отчего мне так плохо?

— Я думала, ты мне скажешь, — рассмеялась мама и начала поглаживать мою спину.

Сколько себя помню, мы редко разговаривали с мамой на трепетные для меня темы, даже не знаю почему. Я была очень закрытым ребенком. Хотела, чтобы мама не огорчалась и думала, что у меня все хорошо. Ведь плохого и так было предостаточно.

— Мне больно, мама. У меня болит сердце, — печально просипела я. — И никакие врачи здесь не помогут.

Я развернулась к ней и увидела встревоженные глаза, которые излучали желание помочь, но негодовали каким образом это сделать.

— Причиной твоих сердечных страданий является парень, в которого ты влюбилась, Оливия? — спросила она, не требуя ответа, ведь на моем кислом лице все было ясно без слов.

— Что мне делать? — произнесла я вслух вопрос, который мучает меня последнее время. — Кажется, случилось самое ужасное, чего я так боялась.

На глазах проступили слезы, которые я одним движением руки смахнула и шмыгнула носом. Я думала, что моя подушка впитала за эти выходные все слезы, которые были во мне, но нет.