— Вероятность погрешности чрезвычайно высока, — на этот раз откровенно ухмыльнулся Кайлеан. — Но вообще я рад, что вы взбодрились до такой степени, Данимира Андреевна.

— До какой это степени? — подозрительно спросила я.

— До такой.

— Развлекаетесь, Кайлеан Георгиевич, да?

На это Кайлеан опять предложил мне руку.

— Двигаемся дальше?

Посопев, я взяла его под руку.

— Спасибо за кузнечика.

Некоторое время мы шли молча. Кайлеан занимался любимым делом — смотрел на меня, я чувствовала на себе его взгляд. А я… Я любовалась цветущими окрестностями, но при этом мрачно размышляла о том, что если кто-то постоянно скрывает от тебя всё самое интересное и даже жизненно важное, а тебе всё равно хочется идти с этим кем-то под ручку — бесконечно долго и хоть на край света, то совершенно ясно как это называется. У нормальных людей это называлось любовью, а у таких невезучих как я — безумием и нарушением магической клятвы.

— Магистр Мерлин будет на балу? — спросила я, когда мы взошли на следующий мост и снова остановились, глядя на город, который был уже близко.

— Разумеется, — насторожился Кайлеан. — Почему вы спрашиваете?

— Надо кое-что узнать.

Кайлеан вдруг взял меня за плечи и повернул к себе.

— Узнайте у меня, — требовательно произнёс он. — Я тоже не вчера родился. Ну, говорите же, что у вас там ещё припасено?

— Я не могу говорить об этом с вами, — сказала я, глядя в сторону. — Честно. Это не в порядке мести, не потому что вы сами замалчиваете что-то важное… не спорьте, я же чувствую… Просто… именно с вами — не могу.

Он держал меня за плечи и, склоняясь всё ниже, настойчиво ловил мой ускользающий взгляд и спрашивал:

— Но почему? Почему?..

Руки, прежде державшие меня так крепко, что промелькнула мысль о синяках, внезапно расслабились и направились ниже, и ладони очень характерно, поглаживающее, прошлись по моей спине, привлекая ближе… Тут я наконец догадалась взглянуть на Кайлеана, и увидала, что в глубине затуманенных серых глаз уже разгораются красные огоньки. Наверное, его ещё можно было остановить. Но я безвольно наблюдала, как в моей голове двенадцать букв слова «здравомыслие» перемешиваются, превращаясь в ничего не значащую абракадабру.

Послышался шум, из-за поворота выехал ещё один фургон, направляющийся к замку, и мы застыли. На этот раз это был заурядный автомобиль, судя по натужному рёву — с двигателем внутреннего сгорания. Впрочем, кто знает, может это завывали пленённые демоны, заключённые под капот. Шофёр сбавил скорость и озорно посигналил нам, полагая, что видит обычную пару, выясняющую отношения в романтическом месте — на мосту, под сенью вековых деревьев. Ему и в страшном сне не могла привидеться та паутина проблем, что опутывала нас с головы до ног.

— Целуй её, парень, чего стесняешься! — весело выкрикнул водитель, высунувшись из кабины. — За жабры её хватай!

Я невольно подавилась смешком, Кайлеан Георгиевич рыкнул что-то невнятное и, на мгновение подняв руку, метнул некий пасс в сторону фургона. Двигатель зачихал и умолк. Обернувшись, я увидала, как автомобиль беззвучно, прибавив в скорости раза в два, под недоумённые вопли шофёра понёсся вверх по дороге, но, к моему облегчению, довольно аккуратно завернул за поворот. Видимо, с помощью Кайлеана груз прибудет к месту назначения в рекордные сроки.

Вскоре вопли стихли вдали.

Наступила тишина, и в этой тишине запели серебряные кузнечики. Мы целовались под серебряный звон, пока хватало набранного воздуха, и обнимались так, будто хотели проникнуть друг другу под кожу… потом, тяжело дыша, оторвались друг от друга.

— Это ведь ничего не значит, — пробормотала я, — … мы ведь разумные люди…

— Очень, — нетерпеливо сказал Кайлеан, — разумней некуда.

Два очень разумных человека вновь прильнули друг к другу на Ивовом мосту, а вокруг шелестели вековые деревья и звенели кузнечики, для которых эта весна была единственной в их короткой жизни.

Прошло немало времени, прежде чем мы очнулись и смогли расцепиться. Я тяжело дышала, грудь Кайлеана вздымалась как кузнечные мехи.

Наши глаза встретились. Я была готова увидеть знакомую мину кота, наевшегося сметаны, но Кайлеан глядел так серьёзно, что сердце моё стало стремительно проваливаться куда-то вниз. Ноги подкашивались, будто они были из плавившегося воска, в голове образовалась пустота; я могла дышать, но воздуха всё равно было мало. Раньше мне казалось, что распространённое выражение «умираю от любви» является помпезным и фигуральным, теперь же я поняла, что люди, испытавшие подобное, имели в виду нечто совершенно конкретное.

Наваждение надо было прогнать. В конце концов, все эти безусловно прекрасные поцелуи ничуть не изменяли наш безнадёжный status quo.

Я сглотнула слюну и произнесла:

— И что это на нас нашло?.. Солнечное помрачение, не иначе… Мы же… э-э-э… останемся друзьями, правда… Ваше Высочество?

Он моргнул, и взгляд обрёл привычную ироничность.

— Данимира, прекрати нести ахинею, — сказал Кайлеан. — Я не гожусь в подружки.

Значит, Кайлеан Георгиевич сделал шаг вперёд и не намеревался отступать. Надо было срочно расставить точки над «i», пока, по выражению Дрю, мне не оттяпали половину мозгов.