От минорных размышлений меня отвлекли дракощейки. Они изящными серыми тенями скользили вдоль книжных стеллажей, порой чуть слышно потявкивая, и сами слегка напоминали привидения. Несколько раз ищейки собирались в одном месте и начинали касаться друг друга носами. Выглядело трогательно, но я уже знала, что это не выражение приязни, а часть их работы, обмен впечатлениями.

Всё чаще дракощейки поднимали головы и начинали принюхиваться к верхним ярусам.

— А как же они исследуют то, что наверху? Крыльев у них вроде бы нет, а тут высота какая… Они умеют лазать по лестнице? — Я с сомнением посмотрела на узкие перекладины библиотечной лестницы.

— Есть у них крылья, — ответил Кайлеан, и будто в подтверждение его слов одно из удивительных созданий чудно сгорбилось, затем воспроизвело ряд странных телодвижений, в результате которых над спиной с хлопком развернулись тонкие перепончатые крылья. Дракощейка встряхнулась, взмахнула крыльями, оттолкнулась от пола и зависла в метре от пола.

Я округлила глаза:

— Как это у них получается? А где крылья раньше были?

— Ген оборотничества, он обеспечивает трансформацию… — Кайлеан добавил с оттенком гордости: — Селекция длиною в сто лет. Наш драконятник известен во всех королевствах.

Стройное серое тело поднималось вверх, лапы дракощейки плавно помовали в воздухе, в общем зрелище напоминало сцену из какого-то мультфильма, где душа собаки отправляется в рай, причём взмахи крыльев были слишком редкими, чтобы поднять такой вес. Крылья крыльями, но тут явно присутствовала дополнительная магия.

Вскоре все три дракощейки парили в воздухе, обследуя верхние ярусы, и наблюдать за их повадками было столь увлекательно, что я не ощущала времени.

Ищейки скрупулёзно обследовали отдел и в конце своей деятельности указали на те объекты, где почуяли следы Мортена. Их оказалось не так много, как я опасалась, но всё равно, когда мастер Аттиус при помощи рыжеусого дядечки снял фолианты с полок, библиотечный стол оказался почти весь заполнен. По счастью, дракощейки оказались хорошо выучены и смогли особыми сигналами выделить экземпляры, на которых они учуяли самый сильный запах. Можно было надеяться, что именно это содержание интересовало Мортена особо. Отобранную стопку Кайлеан сразу отнёс на соседний стол и начал незамедлительно просматривать.

Кайлеан Георгиевич был большим собственником по части владения информацией. Я справедливо опасалась, что он, глазом не моргнув, скроет от меня всё, что ему потребуется, поэтому стояла чуть позади и старалась не дышать.

Через некоторое время стало понятно, что Кайлеан уделяет одной рукописи повышенное внимание, он то откладывал её в сторону, то возвращал и листал в задумчивости. Рукопись пребывала в ужасном состоянии — не то рваный, не то обгрызенный переплёт, хрупкие пожелтевшие страницы, обильно испещрённые пятнами. Кое-где текст был частично размыт, где-то его скрывала непонятная субстанция. Я даже заметила круглые следы от стаканов. Но самым ужасным было то, что язык рукописи оказался мне незнаком. Округло-кудрявые буковки неровно нанизывались одна на другую. Просто какой-то грузинско-эльфийский алфавит, в сердцах подумала я. А если судить по внешнему виду, то вообще можно было предположить, что перед нами любимая поваренная книга — тут соус пролили, тут маслом брызнули, а здесь на листы винегрет уронили и долго возили вилкой, пытаясь его собрать.

Подошедший Ариэль Аттиус взглянул на объект внимания принца и произнёс:

— А-а-а… Бертольд Бромбс, «Жизнь нежити»… Блеск, арабески, игры разума… Но ведь никто не смог воспользоваться этим трудом на деле.

— Однако «Жизни нежити» было уделено куда больше времени, чем практическим изысканиям других, — пробормотал Кайлеан. Он продолжал бегать взглядом по выцветшим строчкам.

Мастер фыркнул.

— Воображение у Бромбса, конечно, было хоть куда. Думаю, следы на рукописи — банальное подтверждение этого факта. Мортен открыл ненароком, зацепился за какое-нибудь парадоксальное утверждение — и понеслось… Я и сам когда-то провёл бессонную ночь, случайно заглянув в сии писания. Был обескуражен неоднократно и не менее трёх раз жестоко шокирован. Бромбс умел привлекать внимание к своим текстам. Но его чары скорее из разряда писательских, по моему разумению, в нём погиб большой поэт.

— Кто-нибудь населяет эту книгу? — спросил Кайлеан, поразмыслив.

Мастер Аттиус снова фыркнул:

— А как же — Бромбс не был бы самим собой, если б не подселил какую-нибудь пакость!

Кайлеан немедленно — с хищным выражением лица — произвёл пассы, над книгой закурился синеватый дымок, из дымка воспарила прозрачная фигура — тучная, с большим животом. Фигура держала в одной руке нечто призрачное, но явно напоминающее куриную ногу. Откусив от ноги, призрак, явственно чавкая, спросил:

— Чего надо?

Куриная нога была развеяна по ветру сразу после этих слов. Обжора с недоумением глянул на свою пустую руку, вытер её об призрачную рубаху, вздохнул и сказал:

— Простите, не признал сразу, что здесь кто-то из властительных Карагиллейнов. — Кряхтя, он изобразил намёк на поклон, согнуться сильнее не дал живот. — Ваше Величество?

— Мы пока «Наше Высочество», — холодно сообщил Кайлеан Георгиевич, — но это временно. Я — Кайлеан Третий.

— Сынок Джорджи? Младшенький? Надо ж, годы-то как летят… Только поглядите — молодой орёл! А ведь ещё вчера по малолетству библиотеку поджигал… как сейчас помню — штанишки коротенькие, спичка в ручонке дрожит… а кругом неразбериха, греки бегают, кричат «Ребята, Аристотеля спасаем!», римляне — «Нет, сначала Плиния и Сенеку… египтяне чучело какого-то крокодила вперёд пихают… драка началась… так и не спасли ничего… Э-хе-хе…

Призрак снова вздохнул, как мне показалось, преувеличенно тяжело.