Арабат осадили в начале августа – если бы там была одна-одинешенька прежняя крепость, как раньше, простая, с кирпичными стенами и одинокой башней, то с ней османы уже покончили. Однако за три месяца трудами двух тысяч жителей Кафы и многочисленного гарнизона выросли земляные валы, напоминавшие своей протяженностью повернутую в противоположную сторону букву «Г». И с изгибами на всем протяжении – для эффективного флангового огня, отнюдь не фронтального. Причем, опоясанные глубоким рвом, который простреливался насквозь с любых точек. Можно было пустить в него из Азовского моря воду, но решили взорвать перемычку в самый последний момент, когда турки пойдут на решительный штурм и полезут на валы с лестницами.

По валу нарыли траншей, повторявших изгибы, прикрыли бруствером. Через многочисленные амбразуры стрельцы могли вести огонь, абсолютно невидимые для противника. Да и заряжать винтовку в окопе намного лучше, чем стоя в чистом поле. И главное – расчет на появление у турок шрапнели оказался верным, хотя сам Юрий вначале считал, что он перестраховывается, к тому же встретив непонимание командного состава, посчитавшего, что нельзя стрельцов превращать в кротов.

Зато теперь все на Арабате возносят ему хвалу – а он просто накрепко усвоил одну аксиому – во избежание напрасных потерь пехота должна хорошо закопаться в землю. Так что турецкая новинка серьезных потерь не нанесет до определенного момента, а там сработает правило, которое ему однажды пояснил один умный товарищ, назвав законом «перехода количественных изменений в качественные».

Проще говоря, чем больше турки выпустят бомб и гранат, тем неизбежными станут потери хорошо окопавшихся войск, даже в блиндажах находящиеся во время обстрела.

Артиллерии поставили четыре батареи, причем одну из полупудовых «единорогов» – и это при ширине косы в полверсты, боеприпасов более, чем достаточно, запасли – по три сотни выстрелов на ствол. Все орудия находились в капонирах, вне дальности огня из турецких пушек, за исключением каких-нибудь дальнобойных конструкций, о которых ходили самые смутные слухи и делались невнятные предположения.

Но в свою очередь "единороги" могли накрыть все подходы к оборонительным валам, а в случае необходимости можно было подвести их ближе и стрелять на пределе дальности усиленным зарядом – на две с гаком версты достать противника прямо на его позициях.

Заранее провели несколько подземных галерей, выведя далеко наружу, за линию укреплений. Для проведения как минной, так и противоминной войны – все, кто воевал с турками, наперебой говорили, что османы любят проводить подрывы стен, не жалеют на проведение диверсий пороха. Так что меры предприняты заранее.

Предполье оборудовали множеством разнообразных «гадостей», от «волчьих ям», до вбитых колышков и самых натуральных капканов – фантазии человеческой по истреблению себе подобных, даже в этом времени, были очень изощренными и опасными.

Коса полностью контролировалась на протяжении десяти верст – северные позиции не соорудили столь крепкими, в том не было особой нужды. Зато в южной части построены через каждые две версты укрепленные линии, не уступавшие главной. Так что прогрызать столь насыщенную оборону, абсолютно неизвестную в этом мире, османом придется с невероятными усилиями и жестокими потерями с большой кровью.

За третьей оборонительной линией наскоро возвели самый настоящий военный городок. Привезли бревна для постройки домов и теплых казарм, кирпичи и чугунное литье для печей, подогнали дощатники с каменным углем, в море вывели два пирса – на суда приняли всех работников, отправив их в Феодоро, к семьям.

Берега прикрывались редутами на случай маловероятной попытки высадки десанта на лодках – гребные калиуты постоянно патрулировали северное побережье полуострова, заодно доставляя из Керчи разнообразные припасы, пополнение и свежую пресную воду – последней не хватало, к тому же в немногих колодцах она была солоноватой.

Даже при полном господстве на Азовском море эскадры Брайи высадка не исключалась. Но такой десант становился изощренным способом самоубийства – любые плавсредства с турками мгновенно превращались в мишени для стрельбы из «единорогов» и винтовок.

Полутора тысячный гарнизон составили два стрелецких полка из четырех сотен каждый, артиллерийский полк, по полусотне сапер и пластунов, по сотне конных стрельцов и реестровых казаков. Кавалерия постоянно патрулировала «Арабатскую стрелку», порой уходя далеко на север, чтобы предупредить о возможном «визите» татарской орды. Впрочем, крымчаки дурных действий пока не предпринимали – ширина косы не позволяла маневрировать коннице, которая в таком случае могла быть беспощадно избита выдвинутой далеко вперед артиллерией.

В «военном городке» проживало также несколько сотен, так сказать, «гражданских», главным образом женщин – солдат нужно обиходить, постирать им, накормить, да заботой окружить – устраивать там строгий монастырь Юрий не собирался. Война войной, а жизнь должна быть нормальной даже на ней, с некоторым комфортом – усталость и завшивленность порождают болезни, а солдат нужно беречь, их и так немного, и каждый опытный стрелец драгоценен.

– За две недели трое убитых и пять раненных, и это после постоянных обстрелов. Неплохо, зер гуд, – Юрий хмыкнул, читая донесение. Столь малые потери легко объяснимы – дежурная рота пехоты укрывалась в казематах, что устроены из камня с тыльной стороны валов, наверху в траншеях находились только наблюдатели и снайперы.