Шрифт:
— Верно…
— Разве не знаешь ты, что я сосватал тебе младшую дочь Ердена, которая должна стать в твоем будущем доме байбише — старшей женой? И ты, надеюсь, не забыл, что Ерден владеет всеми землями Улытау, Кара-Кенгир и Сары-Кенгир?
— Знаю… Пусть на ней женится Чингис…
— Что мелет твой язык? Как это «пусть женится Чингис»?.. Я сватаю девку ему, а женится должен Чингис!
Жанадил, глядя куда-то под ноги, бормотал то-то невнятное:
— Неужели не может он… Если может с мачехой, почему не может на невесте брата?.. Пусть женится он, раз все равно. А я хочу Кумис… Зарежусь, если не будет Кумис!..
Это было сверх всякого терпения. Конур-Кульджа решил было тут же повалить на пол и хорошенько потоптать ногами Жанадила, но потом подумал, что этот дурак растрезвонит в отместку то, что знает о Зейнеп и Чингисе.
— Прочь!..
Три дня не мог решить ага-султан, что же ему делать… Нельзя, чтобы люди узнали о тайной связи этой паскудной Зейнеп и щенка Чингиса. Никакого веса не останется тогда у него — весь разольется, как кумыс из опрокинутой чашки. И о постигнувшей их каре тоже должен знать лишь он один… Что же касается Жанадила, то необходимо отшибить у болвана запах этой Кумис. Иначе обидится Ерден — сын Сандыбая, с которым породниться — все равно что приобрести еще одну опору для своей двенадцатикрылой юрты… Но как быть, если этот балбес Жанадил будет продолжать упрямиться? Таким же упрямым ишаком был и отец его матери. Ничего, придется только подумать…
Вот тогда впервые и потащил к глазам ага-султан Конур-Кульджа письмо генерала Талызина…
А не лучший ли это выход? Вряд ли выпустит волк забежавших к нему в логово щенков. И генерал требует, чтобы именно его сыновья занялись переговорами с Кенесары. Как может поступить в таком случае верный слуга престола?..
Правда, это его родные дети, и посылать их на верную смерть… Но хан Аблай, прославленный во всех трех жузах, разве не отрубил голову своему верному черному рабу Оразу, спасшему его когда-то от рабства, только потому, что тот своим присутствием напоминал ему годы унижения? Не должен оставаться в живых человек, ставший свидетелем твоей слабости. Это закон для всех тюре, завещанный великими пращурами. Чем же хуже потомков Аблая он, потомок хана Самеке?..
Конур-Кульджа хотел было уже объявить сыновьям о своем решении, но обоих не нашли в ауле. Он послал телохранителей на их розыски. Оказалось, что оба сына уехали в аул его младшей жены. Взбешенный ага-султан в сопровождении пятнадцати туленгутов поскакал туда…
Вчера Зейнеп, хоть и очень испугалась мрачного вида внезапно наехавшего мужа, старалась не выдавать своего волнения. Она ходила на цыпочках, потупив взоры и выставляя свои обильны прелести в наиболее выгодном свете. Конур-Кульджа съел небольшого, хорошо проваренного барашка, выпил ведерко крепкого кумыса и перевел глаза на цветущую, как алтайская огненно-рыжая лиса, жену. Она с деланной покорностью чего-то ждала. Но муж лишь скользнул по ней взглядом и ушел.
Была вечерняя пора, когда в ауле все начинают готовиться ко сну. Ага-султан важно шел между юртами, отвечая на приветствия наиболее значительных людей. Жанадил с Чингисом уехали куда-то в степь, и он послал за ними…
— Где юрта туленгута Абдувахита? — спросил он.
Ему показали:
— Вон маленькая юрта, покрытая черной кошмой!
Ни с кем больше не обмолвившись ни словом, направился ага-султан к этой юрте. Нукеры — телохранители бесшумно последовали за ним.
— Ассалаумагалейкум!..
Конур-Кульджа переступил порог, и первое, что увидел он, был догоревший костер из таволги посреди юрты. Потом только на коврике из лоскутков разглядел он расплетающую косы юную девушку. Она застыла в испуге, увидев неожиданно вошедшего ага-султана. Больше никого в юрте не было.
— Где Абдувахит?
Конур-Кульджа явно любовался красотой девушки. Она смутилась еще больше под его пытливым взглядом.
— Родители матери пригласили его в гости… — быстро заговорила она. — Они делают обрезание младшему сыну… С матерью вместе он пошел. Вот-вот вернутся…
— Та-ак!.. А как твое имя?
— Кумис… Меня зовут Кумис…
У него стали набухать жилы на шее. Знакомые с повадками Конур-Кульджи нукеры вышли из юрты.
Ага-султан вновь посмотрел на девушку. Кумис… Действительно, она похожа на серебро. Широкий, ровный, как из кованого серебра лоб, и сама вся матово-белая, чистая. Не зря прилип к ней этот Жанадил…
Он рывком сбросил с плеча горностаеву шубу и, оставшись в одной сорочке, стал развязывать тесемки ширинки своих просторных шаровар.
— Подай-ка, доченька, ту вот пиалу с чем-нибудь холодненьким! — обратился он к ней.
Словно настигнутый волком дикий козленок, она вздрогнула, вытаращила свои огромные черные глаза. Ей хотелось убежать, но нукеры закрыли дверь с той стороны. Девушка беспомощно встала с места, все еще надеясь на то, что ему просто захотелось пить. Да и люди со всех сторон в ауле… Дрожащими руками взяла она растрескавшуюся, обмотанную проволокой пиалу с молодым айраном и направилась к нему, как воробей в пасть змеи.