Шрифт:
Все медленно погружается во тьму…»
Небо сплетено из бересты; ты появляешься в хрустальном мире, часы бьют – час, другой, – путешествие начинается.
Дерево смерти: семя в твоем зачатье, росток – в появлении на свет.
Ветер ласкал вислы, нес Ворона, прятал в шорохи танцы ящериц.
Танцы их сказочны; только сны способны научить им.
Колос, сокол, ладонь.
Кто бьет с колокол?
Молоко рокота слов
Или Король?
(Гроза)
Раскрыться подсолнухом
Сквозь восковое позавчера,
Или воздухом вечера
Нести запахи и лепестки
В <опасное> завтра?
Если у тебя есть лицо, покажи его.
Ты видел меня во сне,
Я как вода между камней,
Теку в море, где спят рыбы,
Большие рыбы с белыми глазами.
Кролик – вестник рокировки Короля.
Вестник Королевы – Единорог.
Они могут дать тебе силы – если
Ты станешь подобен им -
в искусстве танца
или чуде создания.
…И ты входишь в пустую комнату,
Где горит огонь;
Рядом твои друзья, жена на сносях.
Ты войдешь с холода,
Выпьешь воды и уснешь,
Но они останутся.
Спящую, играющую,
Твои руки, движения.
Никто, Никто.
Эхо пугает и настораживает;
Чужой город.
Перун умер.
К чему драться за корону?
Оставь мне Ворона,
И я пойду домой.
Кому <есть> дело до рун Одина?
<1995–1996>
Оранжевое и Зелёное
В ловушку из слов, вечером, когда был дождь и оранжевые фонари, и голоса внизу: заклинание, некий набор слов – пускай только гласные и «М», не важно;
то, что осталось <не было> – проснуться ночью, когда есть только желание и <опять ловушка>.
Сделать из голоса поток (оранжевого и зеленого), без словарей и не говорить правду (слово), а просто говорить.
Вечером февраля в холодном автобусе попытаться остановить оранжевую реку внутри своего глаза -
и изморозь, и узоры (переливаются); было бы все равно, кто звонит мне, и где я был, когда началась осень из оранжевого вечера вчера;
и она говорит мне о зеленом городе (когда она была молодая) и о птицах, которые сидят на спинке кровати и не хотят улетать, пока кто-нибудь не умрет в твоем королевстве, и о черном короле и зазеркальном лабиринте
(человечек заводит граммофон и люди на площади танцуют)
и кружится, кружится, но никогда не возвращается обратно.
Где-то в Шотландии ты видишь, как птица садится тебе на руку (как вертится твоя голова),
звон рассыпается, и ты встречаешь очередного всадника без лошади между блюзом и ужином в половине первого,
и звонит телефон, и из трубки сыплются знаки препинания;
после того, как я ухожу, нужно проветривать, чтобы расползлись черепахи, и ты могла уснуть;
все-таки в углу на кухне спряталась одна блюзовая фраза в полдвенадцатого, странники телефонной книги и кусочек вечера (иногдавечером…);
Королева Оранжевого и Зеленого, ты носишь что-то в кармане, и одна из моих смертей (голова на двух ногах);
когда от тебя не останется Ничего, они найдут еще один скелет в чулане, середина дня.
Ты ли из оранжевого вечера вчера и рыбами и звенят трамваи и май на ладони блестит и кажется холодным и –
не улетай (странники телефонной книги и стеклянный прискорбыш)
одиннадцать – говорит радио и кипит чайник.
Вечер на площади и заходит солнце и я смотрю в окно <начинается пустыня> – она растет из оранжевого вечера, и я слышу, как поворачивается ключ в замочной скважине, и рыбы глотают огни
и сумерки и туман и гудит колокол и стемнело,
на потолке ползут огни (я закрываю глаза)
и в форточку вплывает огромная рыба.