сквозь сумерки по асфальту тряпичным лицом,

и на площади около фонтана я слышу как падает вода,

и ты находишь меня и оба глаза,

и ты тоже на холме и

вниз, вниз, вниз, куда вечером летят вороны и

– слушаю, – говорит дедушка,

и у него в кармане свистулька, и он манит птиц,

и птицы прилетают и говорят, говорят, говорят;

я лежу на полу и чувствую оранжевый ветер сумерек в июле,

и на груди у меня ворон Адам;

я закрываю глаза, и он тоже начинает говорить.

Комната, пахнущая мамиными духами

Кружится, кружится, но никогда не вернется назад,

в комнату, пахнущую мамиными духами, в кукольный дом, где я лежу на полу, без кондукторов и Пурпурного Генерала;

просто одиннадцать, говорит радио, и растворяется сахар,

и небо пахнет печалью,

и теплый чай и желтая лампа и голос,

свернувшийся на кровати клубком и тихо мурлычущий.

Заводные божьи коровки и металлические крысы;

я слышал, как остановилось сердце, когда выключили электричество;

мама, мама, говорит человек на заре, и ты знаешь, ты ведь всегда знаешь;

из Оранжевого и Зеленого – мои глаза,

и кошка прыгает мне на колени;

раскрой его – говорят изумрудные голоса, и ты садишься на поезд и едешь, едешь в полнейшей тишине;

в калейдоскопе кружится Оранжевое и Зеленое – узоры, узоры; пейзаж подчиняется движениям твоей руки –

ты ведь была здесь не один раз.

Королева с апельсиновым ртом и/или мои влажные сны в середине мая;

начинается вечер, и кто принесет мне сон,

ведь иногдавечером…

И ты меняешься вместе с пейзажем

(демоны твоего сна и пурпурный конь)

и/или в другой вечер/после дождя/в оранжевый четверг

я нахожу свой глаз у тебя в кармане, между поцелуем и носовым платком;

Черный Король/Черная Королева и рассказчик историй в медный полдень

в сентябре на Петроградскую сторону сумерек;

ящерицы прячутся в щели, и я знаю, что происходит/всегда знаю, что происходит,

и ты приносишь забытую шляпу и роняешь пепельницу

и она разбивается, и ящерицы уносят осколки в еще один вечер;

телефонная женщина и почтовая женщина берутся за руки и выходят, я закрываю за ними дверь ключом Убийцы, который решил-таки навсегда покончить с моим колокольчиком;

наступает утро, и ты путешествуешь из безрадостного края в безрадостный на троллейбусе,

к тебе подходит оранжевая женщина (у тебя в руке банка хохота), и ты согласна отдать ей все, лишь бы не превратиться в ящерицу;

путешествуешь из настоящего в настоящее с мертвыми часами на руке,

лучники и контрабасисты приходят навестить тебя, а у тебя нет пепельницы,

и ящерицы уносят стрелы и контрабас;

я прячусь в углу и смеюсь – ведь у меня есть целая банка хохота,

и ты пришиваешь на место мой глаз;

из Оранжевого в Зеленое за каких-нибудь полчаса

и ты падаешь – вниз, вниз, вниз –

на холодную, холодную землю

из-под купола цирка на площади,

и клоуны прощаются и уходят;

один из них, в фиолетовом пиджаке с бубенчиками, забывает свою шляпу и, не доходя даже до середины площади,

растворяется в оранжевом вечере (и наступает вечер);

колокола бьют восемь, рыбы заглатывают фонари и дождь прекращается;

ты превращаешься в Оранжевую Странницу Никогда,

и ящерицы бегают по твоей комнате, где только расстроенное пианино и кусочек грозы;

– странствие начинается – говорит радио из угла;

ты открываешь окно и слышишь, как капает с крыши и хлопают двери;

сумерки сплетены из слов и прикосновений и у тебя всегда найдется что-нибудь новенькое, ты ведь теперь Королева Ящериц?

Но найдется ли кто-нибудь в твоем королевстве, кто сможет превратить вечер?

Когда-нибудь утром ты найдешь мертвеца в своих владениях.

Не удивляйся, если это буду я;

Ночь – это чудовище, которое отгрызает кусочки снов и делает их твоим завтра;

и через четыре и призраки и голоса и скелет в чулане.