– Ты уверена в том, что делаешь? – я тяну время, устраиваясь напротив него. – В разводе всегда виноваты двое…

– Считаешь, надо было к ним присоединиться?! – срываюсь и папа морщится. – Извини! – кофе обжигает нёбо и язык, и я дышу с открытым ртом.

– А Сашка как? – он сцепляет пальцы перед собой. – Что ты скажешь ему?

– Ему трёх нет, – ещё один глоток, – вряд ли с этим возникнут проблемы.

– Ты всё решила, – констатация факта.

– Да.

Поджатые губы, собравшиеся около глаз морщины и постукивание пальцем по ладони – папа недоволен. Настолько, что хочет высказаться, но сжимает зубы. Знает меня, как и то, что в нотациях нет смысла.

Пожить здесь уже не кажется такой хорошей идеей, ведь с отцом мы перестали ладить с тех пор, как вместо поступления в институт я вышла замуж. За того, против кого он категорически возражал и, как показало время, не зря.

– Хорошо, – медленно произносит папа, а я в который раз не понимаю, как у насквозь интеллигентных родителей выросло такое чудо, как я, – что ты намерена делать?

– Михаил Германович нас разведёт, – имя приятеля в этом контексте ему тоже не нравится, – мы общались в субботу, – из гостиной раздаётся довольный Сашкин смех. Машинка из Киндера весело скатывается со спинки кресла. – Не переживай, мы не задержимся надолго, мне потребуется не больше недели чтобы найти новое жильё, – и папа ожидаемо взрывается.

– Разве я тебя выгоняю?! – он привстаёт, опираясь ладонями о стол. – Ты – моя дочь, а это, – он обводит рукой кухню, – твой дом! Чтобы ты не воображала себе все эти годы!

– Я ничего не воображаю, пап, – мой усталый вид заметно сбавляет обороты его недовольства, – просто сейчас… всё сложно.

Наши объяснения прерываются громким Сашкиным плачем – машина упала между креслом и стеной, и мы идём в гостиную, молчаливо решая продолжить разговор позже. Но позже не получается – сын капризничает, отказываясь ложиться спать, и до самого вечера мы не можем отвлечься ни на что другое.

– Пап, мне надо ехать! – во время короткой передышки, пока Сашка увлечён рисованием, тихо сообщаю папе и вижу, как он машет мне из-за его спины.

Все мои сборы – несколько звонков и уже через пару минут я тихо прикрываю за собой дверь, скривившись, когда слишком громко щёлкает замок. И действительно спешу, потому что извиняюсь, не оборачиваясь, когда сталкиваюсь с кем-то прямо в подъездных дверях. Ауди отзывается утробным рычанием и я выезжаю из двора под недовольные взгляды всё тех же старушек.

Неужели не узнали меня? Или как раз наоборот, а теперь гадают чем я заработала на новенький внедорожник? В общем-то их предположения не лишены смысла, тем самым и заработала, и злая усмешка касается моих губ.

К офису Михаила Германовича я подъезжаю, когда часы показывают пять минут седьмого, и, подхватив с сиденья пакеты, взбегаю по трём мраморным ступеням, огороженный витым кованым ограждением.

– Мы закрыты, – сообщает поднявшийся при моём появлении охранник.

– Я к Михаилу Германовичу, мне назначено, – бросаю мельком и он молча пропускает меня дальше, к следующей лестнице.

С первого своего появления здесь офис ассоциировался у меня с ЗАГСом – тот же светлый мрамор с бежевыми разводами, позолота почти везде, разного размера растения и уютные кресла и диваны. Секретарши с сексуальным голосом нет на месте и я прохожу дальше, шурша пакетами любимого ресторана Михаила Германовича.

Он стоит ко мне спиной, в руке телефон, но поворачивается на звук открываемой двери и приветливо кивает, махнув в сторону знакомого кресла.

– Нет, – голос такой, словно ему всё по плечу, – нет, не переживайте. Бросьте, Алексей Иванович! Это всё домыслы, не подкреплённые никакими вещественными доказательствами, – у меня есть пара минут и я распоряжаюсь ими, накрывая ужин. Уверена, Михаил Германович так и не вышел сегодня из офиса. – Хорошо, обещаю, я всё проверю. И конечно сразу свяжусь с вами! Да. И вам всего хорошего! – он поворачивается и потрясённо разводит руками, увидев преобразившийся стол. – Кирочка! – глаза лучатся и в целом видно, что мне удаётся угодить.

– Это в качестве извинений, – улыбаюсь и жестом предлагаю садиться. – Мне всё ещё неудобно, что я так вас подвела! Честное слово, со мной такое редкость.

Мы располагаемся друг напротив друга, и если у Михаила Германовича стейк с соусом Дор Блю, салат гриль и апельсиновый тарт, то я обхожусь латте на вынос.

– Ох, Кира! – он с неприкрытым удовольствием кладёт в рот первый кусочек мяса, ещё тёплого, мгновенно заполнившего кабинет узнаваемым ароматом молочной кислинки. – Я развёл, кажется, уже тысячи пар, но только несколько заставляли меня искренне сожалеть о происходящем и твой случай один из них, – его сочувствие проходит ножом по сердцу.

Вот бы рассказать всё, поделиться накипевшим, ощутить поддержку и участие старшего, но я делаю глоток и с лёгкой полуулыбкой смотрю на Михаила Германовича.

– Спасибо, но у меня нет выбора.

– Не сошлись характерами? – иронизирует он и я насмешливо усмехаюсь.

– Что-то вроде, – привычно подхватываю лёгкий тон, но мы оба прекрасно понимаем, что всё это вершина айсберга.

Пока Михаил Германович ужинает, я не отвожу взгляда от карты на стене. Нечто подобное я собиралась повесить в детской у Сашки, когда он чуть-чуть подрастёт, чтобы он сам отмечал посещённые страны, открывал новые горизонты, да и просто нравилась она мне. Как и массивная мебель из тёмного дерева, светлая кожа кресел и огромные окна, выходящие на оживлённый проспект. Атмосфера кабинета дышит строгостью и стилем.