— Тебе что, колыбельную спеть? — раздраженно спросил Костя.

— Давай, — пискнула я, не особенно веря, что он споет, и что на поможет мне заснуть.

Но он запел. Это было так неожиданно — услышать от него «Баю-баюшки-баю!» посреди ночного леса, бесконечно усталым и очень тихим голосом, в ритме его собственного дыхания, и поэтому с паузами в тех местах, где ему вздумалось делать вдох.

«Не ложися… на краю.

Придет сере… нький волчок…

И… ухватит… за бочок…»

Его голос с сонной хрипотцой завораживал, бархатно обволакивал и странным образом успокаивал. Он пел, не кривляясь и не ерничая, и от этого на моем лице сама собой возникла улыбка, которую мне не от кого было прятать и которую никто, кроме меня, не заметил. А на шее и скулах от уха до подбородка появилось приятное щекотание, как будто кто-то водит туда-сюда невидимым перышком. Я замерла, боясь спугнуть это волшебное ощущение и удивляясь тому, что я вообще что-то чувствую.

«Баю-баю… шки-баю», — мужчина пел все медленнее, голос его, набравший еще больше переливчатых бархатных модуляций, звучал все тише, и я гадала, закончит он куплет или заснет на середине.

«Баю Жене… чку мо… ю,

Малень… кую… дето… чку,

Сладку… ю кон… фето… чку» — допел он и задышал ровно и глубоко, забыв закрыть рот и переходя на храп.

А я, закрыв глаза, снова и снова прокручивала в голове всю песенку, со всеми паузами-вдохами, тоже входя в этот сонный ритм и воспринимая неожиданную мягкость интонаций этого малоразговорчивого сурового человека, не сильно обремененного моральными принципами, почти как физическую ласку. Так и заснула.

Нас разбудил утренний туман, наполненный горьковатым озоном, запахом сосен и близкой реки. Солнце только поднималось, еще невидимое из-за деревьев, но уже подсветившее нежно-розовым длинные плоские облака.

Отсыревшие, то и дело передергивая плечами от бодрящей утренней свежести, мы поднялись, больше похожие на зомби, чем на людей, сбегали в кусты и к речке на утренние процедуры, наполнили бутылку прозрачной речной водой и снова продолжили путь в уже привычном темпе спортивной ходьбы.

— Ты обещал рассказать, куда мы идем, — напомнила я, догнав широко шагающего мужчину и вцепившись, чтобы не отстать, в его руку.

Он, очнувшись от задумчивости, сбавил-таки темп, поскреб бороду и ответил, покосившись на меня:

— Есть два варианта, и я еще не решил, какой выбрать.

И замолчал.

— Ну? — я подергала его за руку, чтобы он продолжал. — Озвучь оба, может, я помогу выбрать.

— Первый — это землянка моего дядьки-егеря, к северу отсюда.

— Он что, там живет?

— Нет, уже давно не живет. Нигде. Его убили браконьеры.

— Извини…

Он не обратил внимания.

— А второй — это мой дом в заброшенной деревне, еще дальше, тоже на север.

— В заброшенной?

— Ага.

— А дом тоже заброшенный?

— Ну, с виду не отличается от остальных.

— А внутри отличается?

Он не ответил, глянул искоса со своим вечным прищуром.

— А долго идти? — я не собиралась сдаваться.

— Ну, если не спеша, вот как мы сейчас идем, то через пару-тройку дней доберемся.

— Это, по-твоему, «не спеша»?

— Мы сейчас отойдем подальше…

— Подальше от чего? От лагеря?

— От этой речки. Пойдем прямо на север, а она повернет на северо-восток. Надо воды, кстати, набрать.

— Наберем. А дальше что? Повернем на север… И?

— Пройдем без остановок до следующей речки. Там сделаем привал, найдем чего-нибудь перекусить, отдохнем. И дальше, на север.

— Угу, — угрюмо вякнула я, рисуя себе радужные перспективы наших ближайших дней.

— А почему ты меня вчера к речке не пустил?

— На речке нас проще всего обнаружить.

— Как? Со спутника?

Он бросил быстрый взгляд вверх, в уже довольно светлое небо, пожал плечами:

— Да запросто. Если это военные… Но это вряд ли. Уж не такая я крупная рыбина, чтобы начинать на меня охоту такого уровня.

— Но кому-то же ты все-таки понадобился?

— Возможно, кому-то из тех, кто имел доступ к архивам с записями о моем чипе.

— Значит, мы все-таки сбили их со следа?

— Надеюсь, что да. Временно. Но если они узнают направление нашего движения, то могут заранее нас подстерегать. Например, на ближайшей станции на железнодорожной ветке. И на следующей станции. На речке могут нас ждать. Потому что они думают, что мы вряд ли далеко уйдем от воды. Ну, я бы на их месте так нас и искал.

— Поэтому мы и костер не жжем? — насупилась я.

Он помолчал, высвободил свою руку и неожиданно обнял меня за плечи:

— Дойдем до другой реки, разведем огонь. Обещаю.

Переход был ужасный. Как мы ни экономили воду в пути, полутора литров на двоих нам было мало. Помогали ягоды, которые мы собирали, не отклоняясь от нашего маршрута. Я жадно набивала рот малиной, черникой, брусникой и костяникой, радуясь передышкам.

Ноги я стерла в кровь. Сев отдыхать во время очередного привала, я скинула свои полуботинки и рассматривала свои распухшие покрасневшие грязные пальцы. На некоторых были волдыри.