Радостная Ниа собрала бумаги, закрыла класс и побежала в столовую. Она спускалась по лестнице и вдруг остановилась.

Оншёл на несколько ступенек впереди. Чёрная мантия подметала каменные плиты. Можно подождать, пока он спустится… Догнав Солуса, Ниа сказала:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — бросил он, не останавливаясь.

Значит, ничего не изменилось.

— А я с сегодняшнего дня снова преподаватель! — она старалась, чтобы в голосе звучало счастье.

Солус, наконец, удостоил её взглядом.

— Рад за вас, — сказал он таким тоном, словно желал ей снова вернуться в подвал.

Ниа стояла, словно проткнутый иголкой шарик, и чувствовала, как покидает её радость. После занятия у неё было такое чудесное настроение, а теперь… Неужели, это всё? А ведь ей надо было так мало: вежливое «здравствуйте, Ниа» при встрече и редкие разговоры, которые можно вспоминать, когда становится грустно. Ниа рассеянно посмотрела сквозь перила вниз — его уже не было видно. Она медленно села на ступеньку.

— Ты чего тут сидишь? — раздался над ней голос Рейчел.

— Устала немножко.

— Чего? Ты прямо как старушка… Подожди! — заметила вдруг подруга. — На тебе чёрная мантия! Ты опять преподаватель?

— Да… Долгая история…

Ниа рассказывала эту историю в столовой, и по мере того как она вспоминала о часах, проведённых с Вэле, в душу возвращалось ощущение радости и покоя. Теперь у неё есть работа, любимая работа. Вот о чём нужно думать!

Она помогла Рои сделать домашнее задание и с энтузиазмом взялась за подготовку к завтрашнему занятию. Вэле был таким же способным, как и Элафос, но знал намного больше. То, что матарским студентам Ниа объясняла несколько пар, он понимал с полуслова. И потом, у него была цель — он отчаянно хотел вернуться домой. А каждое выученное слово, каждое правило приближали его к исполнению своей мечты.

После ужина Ниа напечатала ещё пару диалогов и стала повторять урок, пройденный с профессором Сатабиша. Может, когда-нибудь она научит Вэле и языку Аин.

Заместитель ректора уже сообщил Хидори, что Ниа снова преподаёт, и профессор стал расспрашивать её о новом ученике. Девушка взахлёб рассказала ему подробности занятия.

— Поверить трудно! Я встретила здесь человека из своей страны!

— Я очень рад за тебя, — с доброй улыбкой сказал Хидори.

«Рад за вас», — другим, холодным голосом.

— Да, это похоже на чудо… — протянула Ниа.

Сегодня она отвечала хорошо, не так блестяще, как Вэле, конечно, но профессор остался доволен. Записав домашнее задание, Ниа сложила в пенал из старой джинсы цветные ручки: золотую, серебряную, чёрную…

— Профессор, — тихо проговорила она, — можно вас спросить? Солус, он… у него всё в порядке?

— А что такое?

— Последние несколько дней он… словно сердится на меня. И я не знаю, за что, — она грустно посмотрела в сторону.

— У Солуса сложный характер, — взвешивая каждое слово, проговорил Хидори.

— Наверное, это я снова сделала какую-то глупость. Я часто не слушаю его и делаю глупости. Я хочу извиниться, но не знаю, за что просить прощения.

— Не думаю, что у него есть причины сердиться на тебя, — мягко произёс профессор.

— Хотелось бы надеяться…

Она собрала свои вещи, попрощалась и ушла. А он остался.

Небольшая хрустальная люстра бросала на потолок ромбики света. Из коридора не доносилось ни звука: в десять часов аудитории покидали даже самые трудолюбивые преподаватели, а он не уходил. Последнее время Хидори проводил долгие вечера здесь: учил, читал, писал. Потому что, находясь в классе, он был профессором Университета языков, в комнате — становился Хидори Сатабиша из Наширы, погребённой под толщей воды, отцом Эдайна, спящего в земле, отцом Эридана, уснувшего так недавно… Да, в глубине души он всегда ощущал себя отцом Эридана. Не потому, что тот напоминал ему погибшего сына. Просто в Эридане осталось столько по-детски наивного и одновременно упрямого, что и в двадцать с лишним лет он продолжал казаться ребёнком.

Солус был другим. Он пришёл в университет очень молодым, но уже с мёртвым сердцем. Он преподавал, ездил на конференции, изучал язык Аин, продолжал свои исследования по физике, но всё это были роли, которые он играл для других. А настоящий Солус так и остался на той детской площадке.

Хидори никогда не говорил этого, но Солус был намного больше похож на его сына, чем Эридан. И он тоже был его поражением. Хидори мог лишь поддерживать его существование, но у него так и не получилось вернуть Солуса к жизни.

Поднявшись к себе, чтобы провести несколько часов без сна, Хидори вернулся в класс. Работа была главной ниточкой, связывающей его душу с телом. После смерти Эридана он ощущал, как всё физическое, наполняющее его, постепенно исчезало. Оставалась только душа, которую держали здесь несколько незаконченных дел, и тонкая оболочка. Когда придёт время, он скинет её и…

Сегодня ощущение раздвоенности было особенно острым. Самое забавное, почти никто из студентов не догадывался, что в классе есть этот другой Хидори. Записав домашнее задание, он отпустил учеников, и те, радостные, побежали на обед. Ему никуда не хотелось идти. Профессор, может, и пошёл бы, но Хидори путь в четыре этажа казался слишком длинным.