Он не был удивлён. Он был зол. Он был в бешенстве, и мне впервые не хотелось подлить керосина в огонь.

Сжала пальцами руки мужчины и настойчиво отстранила их от своего лица. Тема детей — табу, как и мужчина с ребёнком — табу. Как бы не стремилась к счастливой жизни, через сколько бы принципов не переступила в надежде получить желаемое, но всплывшее обстоятельство — слишком. Даже для меня.

— Мы можем поговорить? — разорвала до неприличия целомудренное прикосновение наших губ. — Наедине.

«Teufel», — услышала в спину и не сдержала грустной улыбки. Спасибо, мистер Майер, что не проводил излюбленным словом «Hure». Заприметила в конце коридора свободный диванчик, находившийся в отдалении от любопытных ушей, и быстрее заняла его, пока проворные пациенты не лишили удобного местечка.

— Я так рада, что с тобой всё хорошо, — неуверенно начала, только сейчас заметив несколько ссадин на виске мужчины, на горбинке носа и на левой щеке, порез на которой отчётливо проглядывался сквозь бороду. Болезненные порезы. Уж мне-то не знать, какую боль можно причинить, вооружившись острым предметом.

Чарльз не отпускал мои ладони, будто боялся в любой момент потерять меня из виду. Пожалуй, я бы не отказалась потеряться, если это способно унять несвойственную для меня дрожь в коленках. Дрожь не от волнения, а от страшного осознания, что больше цепляться не за кого. Вновь наедине со своими проблемами. Вновь вернулась в исходную точку.

— Не стоило доверять Шейну, — осознавая свою оплошность, мужчина покачал головой, вынуждая меня, точно провинившегося ребёнка, потупить взгляд:

— Мне так жаль, Чарльз!

— Ты ни в чём не виновата! — тёплые пальцы приподняли мой подбородок, побуждая заглянуть в карие глаза. — Ты не могла знать, что твой брат вынашивал план мести и не собирался менять свою жизнь.

Вот теперь отчётливо почувствовала укол вины в самое сердце. Острая, хоть и мимолётная боль распространилась по телу столь же стремительно, как я отстранилась от прикосновений мужчины.

— Я знала, что Шейн не собирался лечиться, — хотелось отвести взгляд, но упорно заставляла себя не поддаваться слабости, и твёрдым голосом продолжила. — Более того, я знала о его махинациях со сбытом наркотиков. Чарльз, мой брат действительно пытался изнасиловать девушку, но ему вовремя помешали.

Чарльз шумно выдохнул и откинулся на спинку дивана, давая мне возможность задышать полной грудью. Оказывается, говорить правду — это непосильный труд.

— Никки, — отрывисто проговорил мужчина и неожиданно одарил намёком на улыбку. — Я сам старший ребёнок в семье и прекрасно понимаю твой порыв защитить младшего брата. Мне страшно подумать, сколько гнусных поступков Томаса я готов оправдать, и это совершенно нормально. На то и существуют братья и сёстры.

Не думала, что такое возможно, но слова мужчины показались мне по трогательному забавными и побудили, отбросив предрассудки, погладить его по колену:

— Ты в своём репертуаре, Чарльз. Готов оправдывать, помогать и защищать от всех невзгод. Это круто, правда. Но я, навряд ли, заслуживаю подобного к себе отношения.

Миллер непонимающе сощурился:

— Почему ты так говоришь?

— Я врала тебе, — пожала плечами и попыталась отстранить руку, но мужчина накрыл своей ладонью мои пальцы. — Хотела казаться лучше, чем есть на самом деле.

— Я прощаю тебя…

Веселье промелькнуло в карем взгляде, открыто намекая на превращение нашего разговора в откровенный фарс. Чарльз не воспринимал всерьёз мои слова, тем самым давал шанс забраться к нему на шею и свесить ножки. Как жаль, что мы с Линой будем непосильной ношей для одного мужчины.

— Я попросила о разговоре не для того, чтобы получить твоё прощение, — слишком грубо ответила, желая вернуть наш диалог в серьёзное русло. — Я хочу поблагодарить тебя и попрощаться. Ты помог мне с братом, как обещал, подарил незабываемые выходные и не жалел своих запасов коньяка.

Неожиданно мужчина развернулся ко мне корпусом и поддался вперёд, заставляя меня неосознанно вытянуть перед собой руки, тем самым сохранив приличную дистанцию. Щедрость Чарльза на прикосновения и нежность пугали. Никогда он не проявлял своих чувств, если они существовали, и лишь с вежливостью реагировал на мою настойчивость. Неужели мой брат настолько сильно приложил Миллера по голове, что сейчас он не скупился на откровенные проявления нежности?

— Я не хочу с тобой прощаться, — мужская ладонь прижалась к моему затылку и не позволила оторваться от пронзительного взгляда. — Мы можем продолжать общаться без договорённостей. Давай забудем прошлое и начнём сначала?

В нескрываемом удивлении уставилась на мужчину:

— Я не похожа на твою мать, Чарльз.

— Причём здесь моя мама?

Неопределённо повела плечом и, поколебавшись мгновенье, «сдала» мудака с поличным:

— Томас говорил, что я очень похожа на твою мать, — запнулась и, решив для себя быть откровенной до конца, внесла ясность. — Разумеется, чисто внешнее сходство. Ничего общего с её распутным образом жизни.