— Собирайся Ален, мы уходим.

— Куда это ты удумал ее утащить? — мамаша заходит в комнату и упирает руки в бока.

— Рооома! — Лисицына-младшая несется мне навстречу. В руках у нее кукла, а сама девчонка вся светится. Рада меня видеть, вроде как.

— Давай, Ален, одевайтесь, — настойчиво повторяю я.

— Никуда она не пойдет! — зло заявляет Екатерина. Тянется к Аленке, чтобы вырвать у нее из рук джинсы, но не устояв на ногах, валится на пол. Пьяна в стельку…

Я тем временем помогаю Ульяне застегнуть ботинки. Краем глаза осматриваю комнату девочек. Одна кровать на двоих, шкаф с книжками, старенький письменный стол, ковер времен СССР, плакат с изображением Гарри Поттера на стене и настольная лампа. На окне мерцает огоньками маленькая елочка. И впервые в жизни сердце щемит от какого-то доселе неведомого чувства.

— Ляль, — себе под нос бурчит Екатерина. — Не пойдешь… с ним, гадюка.

Лисицына молча застегивает куртку на мелкой. Натягивает шапку.

— Ваааадь, — истошно вопит их мать. — ВААДИК!

— Готовы? — не обращая внимания на пропойцу, спрашиваю я.

Алена нерешительно кивает головой и берет из шкафа свой свитер и пуховик.

— ВААААдь!

— Ну че *** разоралась, Кать?

В проеме появляется мужик неприятной наружности. Мне он не нравится совершенно. Если «это» живет здесь на постоянной основе, то могу с уверенностью сказать, что Лисицына сюда не вернется больше никогда.

— Че-че? Гля, че делается-то! — недовольно возмущается она, придерживается за шкаф и пытается подняться. — Ляльку нашу уволочь хочет этот буратино столичный!

Она сдувает со лба прилипшую прядь и, наконец, тяжело дыша, принимает вертикальное положение.

— Этот петушара, что ли? — делает шаг вперед Вадик-козлиная морда. — Ты кто ваще, а, слышь?

— Парень Алены, — спокойно отвечаю ему я.

— Че? — прищуривается он, почесывая пузо.

От него нещадно разит водкой. Клетчатая рубашка небрежно свисает с одной стороны. С другой — неаккуратно заправлена в брюки. На груди большое жирное пятно. В усах что-то застряло. Одним словом — мерзость.

— Че слышал, — начинаю выходить из себя я.

— Дуй давай отсюда, — угрожает мне он. — Лялька тут остается.

Мне не нравится, как он смотрит на Алену. Она надевает свитер, стоя к нам спиной. Вот клянусь, есть в этом его взгляде что-то настораживающее.

— Отойди, — предупреждаю его я.

— Я сказал тебе: девка остается! — бычится он, отклянчивая нижнюю губу. — СВАЛИИИЛ быстро из нашей хаты!

Бессмысленно с ними разговаривать. Там мозг заспиртован по самое не хочу.

Удар правой. Вадик валится на пол. Громко и нецензурно выражается. Алена прикрывает Ульяне уши.

— ВААДЮШ! — мать Лисицыных бросается к нему, падая на колени. — Вадь, больно да? Вадь, кровь течет. Вадь…

— Идите вниз, — подталкиваю Алену к выходу, выпроваживаю их обоих в коридор. Куртку надеть не успевает, запихиваю ей ее в руки.

— Ром, — голос девчонки дрожит. — А ты?

— Нормально все. Подождите меня внизу в подъезде.

— Ром…

Я выталкиваю их прочь из этой затхлой, убогой квартиры. Поворачиваю замок.

— Че за ор тут у вас? — из кухни выныривает еще один персонаж. — Ты кто? Вадян где?

— Отдыхает, — ухмыляюсь я, и что-то его в моем взгляде напрягает. Заглядывает в комнату и матерится.

— Ты че. Ах ты урод! Ты че с ним сделал?

Пытается кинуться на меня. Я хватаю его за руку. Выкручиваю со всей дури, меняя положение его тела.

— ААааааа, — кричит на всю квартиру. Хруст костей. — Отпусти! ОООЙ ЙО! Отпусти!

Пинком ноги под зад отправляю его туда, откуда пришел. Возвращаюсь в комнату и поднимаю с пола Вадика. Видимо, это замена Валеры, которого я отхлестал ремнем в октябре.

— Не трогай его, зверье! — бросается на меня Екатерина. Лупит руками, истерит.

Я отталкиваю ее в сторону кровати, а Вадика вытаскиваю в коридор и впечатываю в стену. Нос разбит, кровь хлещет. В поплывших глазах — полное непонимание ситуации.

— Ты гнида, даже не думай, — качаю головой и засаживаю ему по печени. Затем разворачиваю и локтем начинаю душить, до тех пор, пока он не начинает кашлять. — Даже в мыслях, мразь. Убью, только тронь их!

— ВАААдь! — ревет недомать, но я захлопываю дверь прямо перед ее носом.

— Опуи… — хрипит пьяница.

Чувствую, что еще немного и конец ему. Отпускаю. Но бью до тех пор, пока он мешком не сползает по стене. Прикладываюсь ногой. На всякий случай.

Приглушенно кряхтит, харкая собственной кровью. На кухне музыка и какофония звуков как-то поутихла. Сидят как мыши. Только тот несчастный стонет. Руку я ему-таки сломал.

Поднимаю глаза. Любопытные головы тут же исчезают в проеме.

— С наступающим! — бросаю через плечо.

— Брелок. Уронил, — испуганно лепечет какой-то додик, протягивая раскрытую ладонь. Я и не заметил, что он все это время стоял у двери ванной. — Только не бей. Он сам. Упал.