— Плохая идея, дружище. Не знаю, что там тебе про него наплели, но это — пропащий алкаш и торчок. Я могу посоветовать тебе пару ребят получше.

— Мне все-таки хотелось бы вначале взглянуть на Бронсона. Если он такой алкаш, как ты говоришь, то, наверное, сидит где-то тут, у тебя в заведении?

— Ага, как же. Он должен мне денег, и я не налью ему ни грамма, пока эта пьянь все мне не отдаст. Я его уже пару дней не видел. Валяется, небось, обдолбанным в своем трейлере. Я бы заплатил ребятам, чтобы пошли вытрясти из него долг — но не хочу руки марать. Да и пес у него этот долбанутый — если только он еще не сдох с голодухи.

— Где его трейлер?

— Самый дальний с северной стороны лагеря. Ржавая запущенная жестянка, выглядит так, будто в ней бомжи гнездятся. Но ты туда лучше не суйся. Он конченый. Еще стрельнет в тебя в приступе белой горячки! Вон смотри, сидят два парня, Давид и Рамзан — они профи что надо, тебе все организуют в лучшем виде…

— Спасибо.

Старый трейлер-прицеп, окруженный сетчатым забором, выглядел ровно настолько жалко, насколько и описал бармен. Ржавая колымага, припаркованная рядом (старый джип с огромным кенгурятником, навешанными на двери бронелистами и решетками на окнах) дополняла эту унылую картину.

Еще издали я услышал жалобный и одновременно яростный лай, раздающий около трейлера. Подойдя ближе, я убедился, что его издавала крупная, но худая и облезшая собака, кавказская овчарка, прикованная цепью к металлическому колышку невдалеке от трейлера. Собака рвалась с цепи и исходила лаем не без причины — миска с водой, которая виднелась под жестяным навесом, под которым она, очевидно, спала, была сухой и пустой.

Я подходил медленно, опасливо зыркая по сторонам. Как и у большинства местных, нижнюю половину моего лица прикрывала пылезащитная маска, глаза — затемненные очки, а на голове была повязана бандана. Никто не узнал бы меня в таком виде, если только не поджидал меня специально. Но последнего варианта полностью исключать было нельзя.

У меня на поясе, словно у старомодного ковбоя, были закреплены две набедренных кобуры, в которых находилась пара пистолетов П-407, которые оставались моими верными спутниками со дня моего освобождения из «Чистилища», где мне их «любезно уступил» их прежний владелец, покойный интендант Гриз. Я был уверен, что этого арсенала хватит, если Томсон решит не сдаваться по-хорошему — однако не ожидал, что его придется применять.

При моем появлении замученная до полусмерти бедная овчарка устремила на меня яростный, затравленный взор, и принялась еще более рьяно рваться с поводка, исправно выполняя, несмотря на свое бедственное положение, то, на что ее и тренировали жестокие хозяева. Однако, учитывая, что она лаяла и ранее, а ее хозяин, вероятно, валялся где-то мертвецки пьяный — в самоотверженности бедной псины не было никакого смысла.

— Вот же сукин сын, — пробубнил я себе под нос, с жалостью глядя на собаку.

Я сразу же вспомнил своего Мишку, которого я бросил на попечение Миро — и на душе сделалось неуютно. Достав из рюкзака флягу с водой и отвинтив крышку, я аккуратно подошел к собаке, шепотом успокаивая ее, но не забывая следить за натянутой цепью и рассчитывать дистанцию. Сблизившись ровно настолько, чтобы она едва-едва не могла пеня цапнуть (чем ближе я подходил, тем неистовей становился лай и нервный топот лап о сухой песок) я медленно повернул флягу, пустил вниз тонкую струйку воды. И лишь когда глаза собаки жадно замерли на живительной жидкости, льющейся на песок — я рискнул приблизить флягу так, чтобы пёс смог дотянуться до струйки жидкости. Мигом забыв обо мне, он жалобно заскулил и принялся лакать воду.

— Вот так, дружище. Попей как следует.

Дав бедному псу напиться, а затем угостив его еще и частью своего запаса провизии, я подошел к трейлеру. Теперь, когда лай утих, вокруг стояла тишина — лишь ветер шелестел песком. Томсон, скорее всего, был сейчас внутри. Первой моей мыслью было вломиться в трейлер силой. Однако это было слишком рискованно — если вдруг он в сознании, и держит дверь под прицелом, то я могу встретить весьма глупую смерть.

Так что вместо того, чтобы ломать дверь, я постучал в неё. Повторить стук пришлось неоднократно, прежде чем изнутри наконец донесся хриплый голос:

— А-ну пошли на хрен отсюда! Урою, с-суки!

— Мне нужен проводник! Бронсон!

— Я же сказал — на хрен пошел! Я сегодня не работаю! Пошел в задницу, сука!

— Мне сказали в баре, что ты не прочь подзаработать! Я заплачу как следует!

Долгое время внутри было тихо. Я уже начал думать, что он решил забить на меня, или просто заснул. И уже собирался было возобновить стук — но тут за дверью раздалось натужное сопение и звук отодвигаемой защелки. А затем дверь распахнулась.

С первого же взгляда я понял, что вижу перед собой того, кого и искал. Однако он имел мало общего с тем человеком, которого я знал. Выглядел Томсон лет на десять старше своего настоящего возраста. По сравнению с тем, каким бычарой и качком он был в Легионе, он сделался худым и пересушенным. Сосуды на руках были вздуты и выглядели нездорово, но бицепсы были уже не теми, что когда-то — скорее тень спортивного прошлого, нежели плоды регулярных тренировок.

С порога я ощутил вонь: вонь изо рта, какую может источать лишь очень нездоровый и нечистоплотный человек; вонь от нестираной, замызганной майки-алкашки на его теле и столь же грязных шортов, с въевшимися пятнами от блевоты; вонь от давно испорченных продуктов, которые хранились где-то в недрах трейлера.