Шрифт:
– Эта скотина разбиралась в антиквариате, как я – в комнатных цветах. В смысле никак, - отозвался Арсен Борисович.
– Пока своими глазами не увижу – не поверю.
– Тогда придется оставаться здесь и ждать. Здание под наблюдением. Входы и выходы контролируются, – развел руками начбез.
– Значит, будем сидеть и ждать. С культпрограммой сегодня так себе. Все, что могу предложить, это переброситься в картишки.
– А нарды ты с собой не прихватил? – усмехнулся «папа».
– Чего нет, того нет.
– Свет надо вырубать, - проворчал Коваль, обламывая им «культпрограмму», - с улицы видно.
– Значит, выключаем и ждем, - согласился Андрей Никитич. И в наступившей следом темноте спросил: - Ром, а если все же он – что дальше делать собираешься?
В ответ долго не раздавалось ни звука, ни шороха. Только едва-едва ворочалась напряженность, почти осязаемая, пусть и незримая. Потом Роман перевел дыхание и ответил:
– Я сам себе этот вопрос задаю весь день. Не знаю. Ульку добровольно сиротой оставил. Лилька с горя, по-моему, рехнулась – замуж за массажиста собралась. Гошан в церковь ударился. Про то, что под ударом невинный человек – вообще молчу. Если он так Стефании отомстить решил, то зашибись отомстил. Спасибо хоть вместе с яхтой команду не угробил. Иначе...
Моджеевский не договорил. И так было ясно.
– И домой ты его повезешь в чемодане, - задумчиво отозвался Малич. – Ты с адвокатом говорил? А то пока разгребешь одно – тебя придется от похищения отмазывать.
– Отмазываться будем втроем, - ухмыльнулся Роман. – С адвокатом говорил, он поездку сюда не особенно одобряет. Но какие варианты, если Стешины показания насчет паспортов записали только для проформы? Потому выдадим его властям, пусть разбираются, личность устанавливают. Понадобится – засвидетельствуем. Хотя вывезти его по частям в трех чемоданах мне бы больше понравилось.
– Не, я на расчлененку не подписывался, - с усмешкой буркнул Малич и прислушался. – Идет кто?
– Тш-ш-ш! – шикнул Коваль, на секунду осветив вспыхнувшим экраном телефона комнатушку. Потом утвердительно кивнул и отстраненно и собранно велел: – Если чего – на пол. Я прикрою.
– Лучше бы ты, Рома, нарды прихватил, - прошептал Андрей Никитич в снова наступившем сумраке.
Поворот ключа в двери. Тяжелый шаг через порог. Щелчок выключателя.
Яркий, бьющий в глаза свет.
Хриплое и очень отчетливое русское «бл*-я-я-я-я!»
Коваль четким, отлаженным до механизма броском рванул к вошедшему. Обрушился на него, заламывая руки, и повалил всю эту слабо трепыхающуюся тушу на пол, мордой вниз.
– Рома, дверь! – гаркнул Арсен, но это было излишне. Дверь Моджеевский уже захлопывал.
– D'ejame ir! – выкрикнул тот самый Алехандро Креспо Дельгадо, ради которого они здесь собрались, но было поздно. Роман лишь на секунду зажмурился и тихо сказал:
– Олег...
Тот дернулся сильнее и как-то так извернулся, что почти скинул с себя начбеза. И может быть, даже ему бы удалось выкрутиться, если бы не подоспел Малич, удержав Панкратова на месте, что дало возможность Арсену сильнее заломить руки банкиру и торжествующе воссесть на повергнутом враге.
Андрей Никитич с минуту разглядывал эту картину и, не сдержавшись, весело хрюкнул:
– Бойцовский клуб отдыхает, - а потом поднял глаза на Романа: - Я правильно понимаю, что это тот, кто нам нужен?
– Мать твою, Олег! – прорычал Роман, как-то в миг оказавшись возле всей честной компании.
– Ромыч! – почти всхлипнул Алехандро и как-то там дальше по батюшке, ошалело пытаясь вздохнуть и поднять голову, чтобы повернуть ее к Моджеевскому, но чисто физически ему это давалось трудно. – Ромка!
Всю эту фантасмагорию в духе индийского кино увенчал очередной звук, изданный глоткой Моджеевского, явно демонстрирующий его ошарашенность. После этого он заметным усилием взял себя в руки, присел на корточки перед мордой Дельгада и за чуб приподнял его бычью башку. Глаза его сделались совсем круглыми. Панкратов же, а не было совсем никаких сомнений в том, что это он, силился что-то сказать, но бульканье от него исходило какое-то невразумительное – очевидно, Коваль был тем еще грузом... совести.
– Рыпаться будешь? – тихо просил Роман.
– Нет, - раздалось в ответ. И Моджеевский разжал пальцы. Щека шлепнулась о плитку пола.
– Андрей Никитич, дверь ему заблокируйте, пожалуйста, - проговорил Рома.
– Это да, - кивнул Малич, становясь в дверном проеме, - фанера тут хлипкая.
– Да не убегу я! – прохрипел Олег.
Роман лишь кивнул и рывком поднялся, вцепился в спинку единственного стула в комнате и придвинул к себе. Сел. И только после этого кивнул Борисычу, который, встав с туши Олега-Алехандро, ухватил того за шкирку и, как нефиг делать, швырнул его в сторону убогого линялого диванчика, на котором, кажется, и провел последние несколько месяцев бывший банкир и меценат Панкратов. Сейчас Олег Станиславович вращал глазами так, что казалось, они вот-вот вылезут из орбит, и крутил головой во все стороны, ошалело изучая всех, кто были в комнате, отдельно остановившись на Маличе – единственном, кого он не знал.