«Я смотрю на смерть иначе, чем молодежь. Для меня это будет скорее… возвращением домой. Туда, где все, кого я любил», — говорит герою грустный пожилой мужчина скандинавской внешности, все в том же переполненном аэропорту. Диму изумляет и возмущает его отчаяние и бессиллие. Он пытается ободрить этого старика. Ведь мир не так уж зол, не так уж ужасен.

Взрослые злые мужики бьют Дима ногами в темной комнате — пока еще не сильно, для острастки. Он почти не сопротивляется, лишь пятится, закрывается от ударов руками. Он не может осознать, что все это происходит с ним. Что он — никто и ничто, что у него больше нет никаких прав, никакой защиты. «Так, а ну-ка почисти мне, для начала, ботинки. Живее, мразь или тебе руку сломать?!» — кричат на него.

«Четвертый специальный интернат «Вознесение», — спокойно и воодушевленно говорит лысоватый мужчина в костюме — тот самый Роберт Ленц, что назвался другом отца и заверил, что ему можно доверять. — «Для тебя это не должно стать проблемой». Он очень убедителен, ему хочется верить. Тем более, что больше верить некому.

«В меня заложили там прочный стержень, и теперь меня не сломать», — говорит на видеозаписи, которую просматривает Дима, серьезная молодая девушка во врачебном халате. Надпись внизу гласит — «Флорентина Лопес, выпускница». Ее слова вовсе не вдохновляют, скорее настораживают. Но разве есть какой-то другой выход?

Диме улыбается невысокий мужчина в костюме и круглых очках. На б е йджике написано: « П рофессор Петье». Мужчина воркует с деланным добродушием: «Мой юный друг. Я объясню тебе несколько важных вещей…» Обещанные «важные вещи» следуют одна за другой, одна хуже другой. Очень скоро Дима понимает, что совершил ошибку. Но уже поздно.

На лицо героя ложится кислородная маска. Когда он просыпается, его сердце выскакивает из груди от волнения. Он требует, чтобы из него вынули то, что только что засунули ему в ухо. Но его больше никто не слушает. Врач уже готовит шприц с успокоительным. В дверном проеме появляется дюжий охранник с обезображенным ожогом лицом, чья мозолистая рука лежит на рукояти дубинки. Он здесь в заточении, их собственность, их раб. И отныне с его мнением больше никто не будет считаться.

Димитрис тщетно пытается выйти из помещения, похожего на комнату в студенческом общежитии. Но красная лампочка на электронном дверном замке возвещает, что дверь заперта. Парень вздрагивает от ужаса и вскрикивает, когда вдруг начинает слышать голос ВИ у себя прямо в голове.

«… не пытайтесь убежать. Это еще никому не удавалось», — назидательно произносит похожая на гестаповку женщина с бледным лицом и ярко-красной помадой. Надпись на бейджике гласит: «мисс Каммингз».

«Тво ё имя теперь Алекс. Алекс Сандерс» , — слышит он, не веря своим ушам.

Герой заправляет постель, правильным образом ставит свои тапки, правильным образом складывает одежду. Пыхтит и приседает, отрабатывая свои ошибки, пока староста ведет сч ё т. Пыхтит и отжимается, отрабатывая ошибки, пока какой-то старшекурсник ведет сч ё т. Приседает. Отжимается. Хмуро слушает проповедь пастора, глаголящего о грехе и пороке. Приседает. Отжимается. Остервенело колотит бокс ё рскую грушу. Приседает. Отжимается.

Вот он стоит в туалете, тяжело дыша и теребя руке свой возбужденный член. Но над его головой вдруг начинает реветь сирена, мигает красная лампа. Он в панике выбегает в коридор, не закончив своего дела. Но ему некуда скрыться — из своих комнат уже повыбегали все ученики, из их рядов слышно идиотское гоготание, на героя показывают пальцем.

«Ну вот. Еще одна дисциплинарка», — злобное ворчит куратор Кито — сварливый японец со злым лицо, глядя на героя, как на пятно от вина на идеально чистой белой скатерти. Вскоре Дима уже сидит в тесном мрачном карцере. Из окошка вверху едва-едва пробивается солнечный свет. Тоскливым, безжизненным голосом он раз за разом повторяет заученные наизусть строки: «Статья 7 Дисциплинарного устава. Часть первая. Воспитанник обязан обращаться к преподавателям — «сэр» или «мэм»…».

Перед глазами Димы — перекошенное, полное страха лицо тощего азиата примерно на год его старше, в форме воспитанника интерната по имени Пу Чанг. Глазки затравленно бегают из стороны в сторону. Дрожащими пальцами тот пишет на сво ё м комме, допуская опечатки из-за спешки и волнения. «Там везде ВЕЩЕСТВА. В их воде, в их еде, в их витамминах!» «Они меня отпраят на остров. Надо ьедать. БЕЖАИЬ!»

Полумрак туристической палатки. 17-летний Дима, пока еще временно выбравшийся из интерната, самозабвенно, совсем не нежно имеет сзади хрупкую рыжеволосую девушку — ту самую Дженни, которой когда-то клялся в любви. Девушка стонет скорее от боли, чем от удовольствия. Но ее парню до этого нет дела. Он все ускоряется, пока наконец не разражается громким криком, с которым выплескивает из себя все, что есть. Вскоре он уже крепко засыпает на боку на фоне ее обиженного бормотания.

Занюханная, дешево выглядящая сауна. Перед лицом молодого Димитриса — покрасневшее, смущенное, испуганное лицо взрослого мужчины, директора интерната Сайджела, в чертах которого читается совсем неуместное для педагога сладострастие. Дима держит его за шкирк у, трясет, орет на него, требуя объяснений и признаний. Рассудительный взрослый голос Роберта Ленца позади призывает его о т стать и остановиться.

А вот на героя глядят безжалостные глаза сурового человека с покрытым шрамами раскосым лицом, переезжающие его, словно каток — генерала Чхона. Он усмехается, глядя герою в лицо. «У тебя, может быть, появится шанс отдать свой долг Содружеству, которое тебе следует благодарить за появление на свет», — произносит Чхон безжалостно.