На таймере было 15:21.

— К моему отцу подослали тайного агента — девушку по имени Клаудия Ризителли, еще одну игрушку в своих руках, чтобы выуживать из него информацию, а также для того, чтобы она… вступила с ним в связь. Это было нужно, чтобы получить на него компромат, сделать управляемым. Папа проявил минутную слабость и поддался на соблазн, но не поддался на шантаж. Однако моя мама тяжело заболела. Была ли это случайность, или чья-то задумка — но организация ее лечения стала ценой за папино согласие предать интересы Альянса и сотрудничать с Ленцом.

Таймер показывал 14:32.

— Мой папа был членом тайной делегации, отправленной в Бендеры для того, чтобы установить контакт с умеренными силами в окружении диктатора Ильина и предотвратить войну. Я полагаю, что папа вынужден был передать информацию об этом Роберту Ленцу. А дальше, я полагаю, Ленц или кто-то из его руководителей организовали утечку. Из-за этой утечки попытка дворцового переворота в ЮНР была предотвращена, делегация — арестована, а кровопролитная война в Европе стала неминуемой. Каким бы не был исход войны, она неминуемо должна была ослабить Альянс, вынудить европейские общины искать покровительства со стороны Содружества. Можете сами судить, кому это было выгодно.

В студии все безмолвствовали.

— Папа провёл какое-то время в тюрьмах ЮНР. Вероятно, подвергался пыткам. Затем был казнён. Война не заставила себя ждать. Меня вывезли из Генераторного, следуя договорённости с папиным «другом» Робертом, что тот устроит мою судьбу в Австралии. Моя мама была врачом. Она решила остаться там, где она была нужна, невзирая на опасность, помогать раненым. Оккупационные войска арестовали ее. Жена «шпиона и провокатора» — она оказалась в «расстрельном списке». Ее лишили жизни без суда и следствия там же, в окрестностях селения, а тело — сожгли. Останки захоронили небезразличные люди в братской могиле на пустошах.

Я на секунду запнулся. Даже много лет спустя мне было тяжело говорить об этом, тем более когда я видел на дисплее лица родителей, выловленные ИИ в недрах моей памяти.

— Я тоже оказался далеко не в той стране мечты, о которой грезил. Папин «добрый друг» определил меня в прекрасное место под названием 4-ый специнтернат «Вознесение». Вы наверняка не верите нелепым слухам, которые распускают в Сети про эти респектабельные заведения, выпускающие образцовых граждан? Что ж, некоторые выпускники много лет спустя говорят, что благодарны за ту школу, которую они там прошли. Я, наверное, тоже не могу отрицать, что это место сделало меня сильнее. Ведь только там я понял, каким чудовищно несправедливым, враждебным и беспощадным может быть, казалось бы, цивилизованное общество по отношению к ни в чем не повинным детям. Лишь там я понял, каково это — когда ты не имеешь никаких прав, лишён любых человеческих радостей, тебе не позволена ни малейшая слабость, ты не можешь никому доверять. Когда твоя жизнь подчинена тысячам нелепых правил и ограничений, когда за тобой круглосуточно следят через нанокоммуникатор в твоём мозгу, ты не можешь связаться с внешним миром, ты полностью во власти администрации. Когда тебя пичкают водой, едой и «витаминами» с определенными веществами. Когда за каждое непослушание или просто ошибку тебя подвергают тяжелым физическим наказаниям, в том числе и коллективным, или заточают в одиночном карцере, воздействуют на психику во сне без твоего согласия.

Пока я говорил, на экране промелькнули кадры из моей памяти, красочно иллюстрирующие истинность моих слов.

— Даже после того, как мне удалось бы выбраться из этого ада, я был обречен быть чьей-то собственностью государства еще на много лет вперед, не вправе был определять свою судьбу. И на меня уже были кое у кого планы.

На экране появился кадр с лицом генерала Чхона во время нашего разговора в интернате.

— Этот человек сказал, что мне предстоит отдать долг тем, благодаря кому я родился на свет. Сказал, что моя судьба — стать наемником в частной военной компании, оружием в его руках. Я воспротивился этому. Но меня все равно лишили права выбрать себе мирную профессию — я был определен на факультет «силовиков» Сиднейской полицейской академии.

Я вздохнул.

— Больше десяти лет я добросовестно отдал делу, к которому меня располагали гены, но никогда не лежала душа. Бог мне свидетель, я старался быть хорошим полицейским. Всегда стремился поступать правильно. Идеалы, которым меня учили в академии, не были для меня пустым звуком. Кое-какие болезненные уроки приземлили меня с небес на землю, заставили разочароваться в некоторых принципах, а если вернее — в людях, которые их проповедовали. Как и все мы, с возрастом я стал циничнее. Но я все же до последнего выходил на работу с ощущением того, что делаю нечто важное для общества. И, хоть я очень жалею о некоторых вещах, мне не стыдно, что я носил мундир офицера полиции Сиднея.

Мои слова подкрепили кадры из памяти. На таймере было 12:20.

— Мне оставалось совсем немного времени до конца контракта, когда эти люди снова предъявили на меня свои права. Для этого была изобретена дьявольски изощренная схема, на подготовку к которой должны были уйти месяцы, а в ее реализации, зная об этом или даже не подозревая, участвовали десятки людей. Я так до сих пор и не понимаю, почему эти люди просто не оглушили и не похитили меня — ведь для них все равно не существует никаких законов.

Я сделал паузу, прежде чем продолжить.

— Мне было поручено участие в операции по поимке группы людей, которых мне представили как «террористов» из исламистской организации «Справедливый джихад», которой, как я понял позже, никогда не существовало. Вообще-то мне завуалированно поручили убить этих людей под предлогом сопротивления при аресте. Но это не важно. Потому что истинная цель этой операции скрывалась за двумя слоями лжи, последний из которых открылся мне лишь много лет спустя.