Шрифт:
– Запомни, - заговорил он, приблизив к ней свое лицо и пытаясь поймать ее никак не поддающийся взгляд, - на будущее – просто запомни. Ничего у меня с ней нет. И ни с кем нет. И не будет, ясно? Что бы Нина тебе ни говорила – это больше не имеет значения. Сегодня был последний раз, я тебе клянусь.
Женя задергалась, упираясь руками ему в грудь и пытаясь разорвать объятия.
– Да какая разница! – выкрикнула она. – С ней же все нормально было, ведь так? И все это время ты был там! С ней! Так и будь! Я же понимаю. Там семья, там… всё там…
– У меня с тобой семья, дурёха! – заорал Моджеевский, не отпуская, но все сильнее прижимая к себе, ни о чем не думая в эту секунду, кроме того, что она может уйти. Потому что ревнует. Черт подери, его ревнует! По-настоящему! Его!
От этого сделалось горячо и страшно. Если он не сможет ее удержать...
Если не сумеет...
Как ему быть без нее, если не сумеет?
И потому Роман все крепче, все отчаяннее цеплялся за ее плечи и продолжал говорить:
– Я виноват, да. Она соврала, а я повелся. Но я с ней... Жека, я с ней не спал! Слышишь? Я же знаю, что она тебе рассказывала. Но это давно уже не так все. Черт! Я бы ни за что такого тебе не сделал!
– Отпусти меня! – снова дернулась Женька. – Ты обещал, но разве тебе это интересно? Что тебе вообще интересно? Ты же и сам все прекрасно знаешь – как правильно и что делать, чтобы интересоваться другими. Ну вот избавлю тебя от лишних метаний. Отпусти!
И она с силой ударила его обеими руками по плечам. Он отступил на шаг от неожиданности и ошарашенно взглянул на нее, понимая, что ее захлестнули эмоции и она даже не пытается их скрывать. Впервые. Впервые с тех пор, как они познакомились.
Несколько секунд он стоял, глядя на нее, а потом заорал так, что задребезжало зеркало и хотелось закрыть уши:
– Да никуда я тебя не пущу, ясно?! Ты – моя жена и это не обсуждается!
– Запрешь?
– Запру! Пока не одумаешься! Потому что сейчас ты порешь горячку!
– Ну попробуй, - она пожала плечами, склонилась над сумкой и дернула замок.
– Да твою ж мать! Хватит! – выпалил Моджеевский и выдернул сумку у нее из рук, зашвырнув ту в угол. – Ты сегодня остаешься! Хотя бы на ночь! А утром подумаем.
– А я уже подумала!
– Я тебя люблю! Сколько раз мне тебе повторить, чтобы ты услышала? Я! Тебя! Люблю!
– Как мило! – зло рассмеялась Женя. – Меня любишь, к жене бегаешь. А ей то же самое говоришь?
Продолжением ее сердитого смеха стал громкий звук опалившей его кожу пощечины. Он на мгновение схватился за щеку, ошалело глядя на нее, впечатленный не столько фактом уже второй оплеухи, полученной в собственный день рождения, сколько выражением Жениного лица.
Злого, обиженного, несчастного.
Не-равно-душного.
И в этот момент отпустил себя так же резко, как резко отпустило напряжение, владевшее им все последние недели от одной мысли, что ей на него плевать.
Вот она. Ей не плевать. Ей наконец-то не плевать.
Его шатнуло к Жене, и он сам не понял, как так вышло, что она снова оказалась в его руках, прижатая к груди. А он... он наконец-то нашел ее губы и целовал их, пытаясь заставить ее целовать его в ответ.
Впрочем, особенно и не требовалось. Своим порывом он окончательно лишил ее сил в намерении уйти. Неужели же ей могло взбрести в голову уйти от него – такого родного? Как так сложилось, что она даже не понимала, насколько он стал ей дорог и близок?
Словно морок развеялся.
Морок этого дурного вечера и всей его жизни, в которой она не находила себе места и потому искала его с другими.
Женька оплела его шею руками и, прикрыв глаза, пылко отдалась Роминым губам. После чего он стал еще настойчивее, еще смелее. Смятое на ее спине платье под его пальцами жалобно потрескивало, комната вокруг закружилась – и Женя оказалась лежащей на спине посреди разворошенной постели, на которой все еще валялись кучи ее собственных вещей и Ромкин самолет.
Его руки заскользили, задирая ее юбку, добираясь до края чулок, и на мгновение оторвавшись от Жениного рта, Моджеевский поднял свой мутный, но такой горячий, яркий взгляд сошедшего с ума от счастья и желания мужчины и срывающимся шепотом проговорил:
– Не пущу... никуда... никогда...
Эпилог
– Женька-а, - прошептал он, как в самую первую ночь, когда они занимались любовью. Его руки все еще держали ее запястья, а он внимательно смотрел ей в лицо и улыбался, только теперь совсем по-другому. Нежно и немного смущенно.