— Как знаете, генерал. Я кое-чему научился, а вы не становитесь моложе.

— Ох, до чего же ты мне нравишься! — усмехнулся он, задорно хрустнув кулаками. — С этим шрамом даже начал наконец быть похожим на мужика, а не на пидора. Только смотри не переборщи со своими выбрыками. Помни, кто ты, легионер.

— Я вроде как никто, и мой контракт давно расторгнут. Разве нет?

— А что, если так? — развел руками Чхон, поглядев на меня с ироничным интересом. — Куда отправишься? Может, вернешься в свой Сидней? Австралия, кстати, сегодня была подвергнута бомбардировкам, ты об этом слышал? Противоракетный щит над Восточным побережьем пока еще держится. А вот в Брисбене, например, все намного менее радужно. Евразийцы, кажется, целились по нашим радиолокационным станциям. Но как-то вышло, что они стерли с лица земли пару-тройку жилых кварталов. Вот, полюбуйся. Пара сотен сытых обывателей так и остались погребены под руинами своих миленьких таунхаусов.

Генерал указал пальцем на один из экранов, на котором транслировали экстренный выпуск новостей на канале ABC. Возбужденный репортер вел прямую трансляцию прямо из разбомбленного квартала. За его спиной носились пожарные и врачи скорой помощи.

— Я знаю кто такие евразийцы, и на что они способны, генерал. Но мы ничем не лучше их.

Чхон внимательно посмотрел на меня и устало вздохнул.

— Ладно, слушай сюда, чистоплюй херов. Ты что, не понимаешь, в чем был смысл твоей миссии? Или хочешь сказать, что моя тактика не сработала? Только не надо мне городить никакой слезливой высокопарной хрени! Сработала она, или нет?!

На моем лице застыло упрямое выражение, но я смолчал.

— Сам знаешь, что да! И в этом весь смысл. Я делаю то, что должен, чтобы выиграть эту чертову войну. Весь смысл моих действий в том, чтобы наше государство — единственное нормальное государство в этом чертовом разрушенном мире — уцелело! И чтобы все, кто живут в нем, или хотя бы большинство, продолжили жить, сохранили свою свободу и безопасность. И ради этого я использую все доступные средства. Если для этого надо, например, пустить в расход пару десятков нищебродов с пустошей, безразлично относящихся к Содружеству — что ж, я так и делаю. Я что, по-твоему, ненавижу их? Получаю удовольствие от их смерти? Да нихрена! Они — вынужденная, но необходимая жертва. В отличие от людей, которых вы с Девяносто пятым ухлопали в Африке, от смерти которых был один лишь вред, те, кто погиб от ваших рук в Европе, умерли со смыслом. В будущем благодаря этому смогут выжить гораздо больше людей. Это простая математика.

Смело посмотрев мне в глаза, генерал прыснул.

— Чего пялишься? Хочешь сказать, что я не альтруист, каким был твой папаша? Конечно нет, мать твою! Мою работу не смог бы выполнить альтруист. Вокруг полно слезливых человеколюбов и тех, кто пытается себя за них выдать: все эти чертовы политики, борцы за права человека, священники, журналисты, сестры милосердия и хрен знает кто еще. Что же вся эта сердобольная звездобратия не предотвратила войну?! Что же они не договорились с евразийцами полюбовно?! Похоже, что коммунисты их языка не понимают. Они понимают только язык силы. И тут на сцену выхожу я. Как прикажешь мне с ними воевать, Триста двадцать четвертый? Может, облачиться в доспехи и поскакать на них на коне?!

Чхон покачал головой, без тени колебаний в своей правоте.

— Вот что я тебе скажу: цель оправдывает средства. Те, кто говорят иначе — тупоголовые пустозвоны. Они никогда не смогли бы выиграть войну.

— Зачем вообще ее выигрывать, если ее можно было не развязывать?

— Ты что, правда в это веришь?! После того, что случилось с твоим миролюбивым папашей и твоей мамашей-врачихой, которые были за мир во всем мире, ты все еще веришь в такую херню?! — громко засмеялся генерал.

На моем лице, должно быть, отразились смешанные чувства.

— Ты удивляешь меня. Да они напали бы на нас в любом случае, рано или поздно, выждав оптимального момента! Это был лишь вопрос времени. А мы заставили их начать войну в момент, благоприятный для нас. Протектор — чертовски сильный стратег. Даже я не сразу разгадал его замысел. Я считал его мягкотелым со всем его сопливым гуманизмом, но он все же не позволил гуманизму возобладать над логикой. Он просчитал тысячи вариантов и выбрал единственно правильный. Самый лучший для человечества. Самый малокровный.

— Малокровный? — переспросил я с неприкрытым недоверием, глядя на многочисленные экраны, на которых разворачивалась картина нового Апокалипсиса.

— Да, — твердо кивнул Чхон.

В его глазах не было ни тени сомнений. Он правда верил тому, что говорил.

— Знаешь что? — после недолгого молчания снова заговорил генерал. — Идем за мной. Я покажу тебе кое-что. Покажу, какой гуманный вариант приготовили для нас евразийцы.

Последовав за генералом, который поманил меня движением руки, я перешел в смежную комнатку, поменьше. Здесь уже не было мириады экранов — лишь одна большая сенсорная панель. На столике около нее я видел чашку из-под черного кофе. Поймал себя на мысли, что только что впервые в жизни увидел проявление человеческих привычек генерала.

— Вот, погляди, — движением пальцев Чхон вывел на панель изображение.

На видеозаписи я увидел длинную, кажущуюся бесконечной вереницу людей в одинаковых серых робах, которые медленным шагом брели вперед. Люди были худыми, грязными, ободранными. Но больше всего бросалось в глаза не это. Выражение их лиц было совершенно пустым, безучастным. Они будто и не знали, куда и зачем они бредут, но все же брели — просто так, по инерции. На заднем фоне был виден забор с колючей проволокой и вышки, на которых дежурили охранники. Но не было похоже, чтобы эти меры безопасности действительно требовались.