Также к каждой роте прикрепили по три «Бакса», знаменитых прыгучих робота-«зайца», знакомых мне еще по службе в полиции. Еще в начале войны они зарекомендовали себя в роли подвижных разведывательно-боевых машин. Вопреки забавному прозвищу, робот высотой в два с половиной метра на поле боя равнялся по мощи легкому танку и у противника никаких смешных ассоциаций не вызывал.

У всей техники были опытные, проверенные операторы, которые, находясь вдалеке от боя, будут управлять машинами с помощью виртуальной реальности, используя весь их арсенал, чтобы поддержать наступление. Этим парням платили, как говорят, меньше, чем нам. Но зато их шансы вернуться с войны и потратить свои заработки были не в пример выше наших.

— Когда смотришь на это, затея не кажется такой уж безнадежной, не правда ли, капитан? — заметил сопровождавший меня Орфен, уважительно оглядев ряды «Автоботов», «Баксов» и «Голиафов».

Я кивнул вроде бы согласно, но не вполне разделил его воодушевление. В такт нашей беседе мой взгляд упал на длинный стол невдалеке, на котором, словно экспонаты, были выложены поврежденные образцы евразийской техники, захваченные во время предыдущих высадок и разобранные инженерами на запчасти.

В глаза бросался хорошо знакомый металлический шар, похожий на огромную и безобразную елочную игрушку, примерно метр в обхвате. Это была военная модификация евразийского наблюдательного дрона, похожего на летающий глаз — «Зеньки», как его презрительно прозвали миротворцы. Военная версия дрона по сравнению с гражданской была увеличена и оснащена пулеметом.

Их производили конвейерами прямо тут, в Новой Москве, как говорили, по сотне-другой штук в день. В недрах города пенсионеры и женщины, исполняющие трудовую повинность, облепливали «Зеньки» дополнительными листами брони из подручных материалов, делая и без того медлительные дроны совсем неповоротливыми, но немного продлевая их жизнь в бою. А новомосковские пионеры неустанно разрисовывали их яркой коммунистической символикой и украшали грозными надписями, не сулящими ничего хорошего «империалистическим захватчикам».

Эти роботы-камикадзе не жили долго. Их выпускали из-под земли десятками, каждый раз, когда силы Содружества пытались десантироваться, главным образом для того, чтобы отвлечь на них огонь.

— Взгляни на это, — я указал пальцем в сторону останков робота размером с футбольный мяч, которые лежали на другом конце стола.

Крохотный корпус был предназначен лишь для того, чтобы на нем был закреплен круглый винт, похожий на корабельный, дюймов восемь в диаметре. Издалека могло показаться, что винт выполняет роль пропеллера. И это действительно была его второстепенная функция. Об основном предназначении винта красноречиво говорил зловещий блеск острых лопастей — лезвий, выполненных из сверхпрочного стального сплава с добавлением алмаза. Лезвия были заточены до такой степени, что их грани сверкали в свете ламп. По-китайски эти штуки имели длинное и скучное название, которое переводилось примерно как «техническое средство для ликвидации живой силы». Впрочем, никто не называл их дурацкой аббревиатурой ТСЛЖС. Мы прозвали их «Потрошителями».

— Я слышал, у них там в арсеналах осталось до сотни тысяч таких штук, — шепотом молвил Орфен, настороженно осматривая угрожающий винт, пара лопастей которого были искорежены попаданием пуль.

— Не вижу причин этому не верить. Они редко использовали их в последнее время, — произнес я, осторожно проведя пальцем, защищенным толстой перчаткой, по лезвию «Потрошителя».

Лезвия не способны прорезать бронекостюм. Поэтому на поле боя, против хорошо экипированных солдат, «Потрошители» не слишком эффективны. Они предназначены для уничтожения незащищенной броней живой силы и наведения паники в тылах противника. Кассета, заряженная парой сотен этих штук, сбрасывается с воздуха или запускается катапультой в людное место и мгновенно превращает его в бойню. Жуткие последствия таких бомбардировок мне много раз приходилось видеть.

— Осторожнее с этими хренями. Гады начиняют их взрывчаткой! — предупредил подошедший к нам сапер, заметив, что мы заинтересовались его «трофеями». — Этого я лично вчера разминировал!

Сапер был в камуфляжной майке, промокшей от пота, с двумя скрещенными лопатами на груди — эмблемой саперного подразделения компании «Бразилиа трупс». Под глазами у парня застыли темные круги. Было сразу заметно, что мужик трудится и не спит уже не первые сутки.

— Идея в том, чтобы они ворвались на большой скорости в ряды пехоты и кромсали все вокруг, пока их не собьют, а тогда — «ба-бах!», — продолжил он увлеченно рассказывать, красочно жестикулируя. — Мощность не очень большая. Но вполне хватит, чтобы оторвать конечность… или голову.

— Да уж, — кивнул его ассистент, парень помладше, подошедший следом. — Ублюдки давно забили на все конвенции!

«Ага. А мы только тем и занимаемся, что думаем, как бы не нарушить какую-нибудь конвенцию», — подумал я с невеселой иронией, вспомнив некоторые из операций, в которых принимал участие. Менее опытный Орфен подумал о том же, но не сдержался, чтобы не высказать это вслух:

— Ха, но у нас тоже много чего припасено, чтобы покромсать их как следует!

— Что ж, не мы начали эту войну, — пожал плечами сапер, который выглядел тертым калачом и явно уже видел на этой войне достаточно, чтобы не отрицать тот факт, что Содружество воюет ничуть не гуманнее Союза. — Лично я хочу вернуться домой к жене живым. И поскорее. Поэтому я за то, чтобы не церемониться с этими скотами. Если бы можно было похоронить их всех там живьем или потравить, как тараканов — никто не был бы против. Сами напросились!

— Вот именно! — с ненавистью сплюнув, поддержал своего начальника молодой помощник.

Я промолчал. Вступать в диспут о границах дозволенного на войне сейчас не хотелось. Да и не уверен, имею ли я на это моральное право после всего, что мне самому довелось сотворить. Настоящая война не имеет ничего общего с кинофильмами. Даже миротворцам приходится делать много такого, после чего они не могут спать по ночам. Руки же легионеров обагрены кровью по самые локти.

В этот момент на мой нанокоммуникатор поступил условленный сигнал. Оставаясь внешне невозмутимым, я внутренне вздрогнул. Сделал глубокий выдох и выдох, усилием воли приводя чувства в состояние равновесия, как надлежит офицеру. Несколько секунд спустя из динамиков в бункере раздался натужный звук сирены.