Надпись на экране возвестило, что мое согласие зафиксировано.

— Что за республика Силенд?

— Ну вот и отлично, — не ответив на мой вопрос, Чхон движением руки убрал изображение контракта и достал из кармана маленький шприц.

— Это еще что? — подозрительно посмотрев на шприц, спросил я.

— Уколов боишься, доця? — осклабился генерал, для пробы выпрыснув из шприца немного жидкости. — Это твой билет на выход! Лежи и не двигайся!

Раньше, чем я успел заявить решительный протест, Чхон со сноровкой опытного санитара вогнал иглу мне в вену. Скривившись и пробормотав под нос ругательство, я неохотно откинулся на спину, раздосадованный тем, что вынужден довериться этому человеку. Первые несколько секунд ничего не происходило. А затем… я вдруг ощутил полный паралич. Мне стало нечем дышать. Легкие просто не желали вдыхать воздух! В сознании мгновенно вспыхнула паника. Каждая клеточка тела отчаянно молила о кислороде. Хотелось отчаянно трепыхаться, но мышцы онемели и не слушались.

Криво усмехнувшись мне своей исполосованной шрамами рожей, Чхон бесцеремонно накрыл меня с головой покрывалом.

§ 37

Когда я очнулся, ощущение было словно у утопленника, которого откачали после нескольких минут пребывания в воде. С хрипом и стонами я жадно втягивал в себя воздух полным ртом. Легкие болели, голова кружилась от внезапного прилива кислорода. Сердце колотилось, как бешеное. Все тело била мелкая дрожь.

Понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, что я лежу на больничной кушетке в закрытом кузове машины, которая, судя по тряске, гонит вперед с приличной скоростью. Приподнявшись на кушетке и затравленно оглядевшись, я увидел на стульчике рядом Чхона, расслабленно чующего жвачку. Левый глаз генерала был затуманен работающим сетчаточником, и он, казалось, вообще не обращал на меня внимание.

— Что за херня произошла?! — выпалил я, взъерошив ставшие дыбом волосы.

— Старый трюк. У меня много раз срабатывал, — не отрываясь от своего сетчаточника, спокойно произнес генерал.

— У меня что, останавливалось сердце? — ощупывая свою грудь, спросил я.

— Оно билось настолько медленно, что это вполне могло сойти за остановку. Это уже неважно. Мы вытащили тебя оттуда, где ты находился. И везем туда, где тебе пристало быть.

Свесив ноги с кушетки, я на некоторое время замолчал и выполнил несколько дыхательных упражнений, чтобы привести свой пульс в порядок. Лишь ощутив, что сердце бьется со скоростью 60 ударов в минуту, я наконец пробормотал:

— В следующий раз предупреждай, перед тем как делать такое.

— С какой это стати? — прыснул Чхон. — Ты теперь солдат. Будешь делать, что приказано. В ближайшие пять лет нам понадобятся лишь те части твоего мозга, которые помогут тебе ориентироваться в бою. Остальные можешь отключить.

— Куда мы едем?

— К транспорту, который доставит тебя в нужное место. Хватит задавать чертовы вопросы!

— Ты обещал, что Клаудия и Мирослав тоже получат свободу.

— Ни хрена подобного.

— Ты обещал попытаться.

Тяжело вздохнув, Чхон вынул из кармана и бросил мне мой наручный коммуникатор. Едва я взял его в руки, как устройство замигало, оповещая о входящем вызове. Вызов шел от человека, отсутствующего в адресной книге. Вопросительно взглянув на Чхона (тот вновь углубился в свои дела), я ответил на вызов. На экране передо мной появилось лицо Клаудии. Оно выглядело запыхавшейся и слегка испуганной.

— Дима! О, Боже! Ты в порядке?!

— Это я хотел спросить у тебя!

— Я в порядке. Наверное. Не знаю. Какие-то люди помогли мне выбраться. Они просто вывезли меня, ничего не объясняя, и высадили в Новом Бомбее. Я ничего не понимаю. Это Ленц? Он стоит за этим?

— И он, и кое-кто еще, — мрачно произнес я.

— Где ты? Когда мы с тобой сможем увидеться?

— Если я правильно понимаю ситуацию, то где-то лет через пять.

— Что? Я тебя правильно расслышала?

Раньше, чем я успел сказать еще хоть слово, рука генерала бесцеремонно выхватила из моих рук коммуникатор и отправила его через форточку на улицу.

— Он тебе больше не понадобится, — встретив мой вопросительный взгляд, объяснил генерал. — В ближайшие пять лет.

— Вы не позволяете своим сотрудникам иметь личные коммуникаторы? Кажется, даже «миротворцам» это разрешается! — возмутился я.

— Миротворцы — просто клоуны. А ты будешь заниматься серьезной работой.

— А еще говорят: «Классно работать в частном секторе», — фыркнул я.

— Тебе понравится, — подняв на меня взгляд, Чхон подмигнул.

Микроавтобус затормозил минут через десять. Когда дверь открылась, я понял, что мы находимся на одном из десятков небольших частных аэродромов в окрестностях Гигаполиса. Силуэты индустриальных сооружений на заднем плане подсказывали, что аэродром находится где-то на Пустыре или в Кузнице, но более точных ориентиров у меня не было.

— Твой выход, — сообщил Чхон, и бросил мне сложенную черную футболку. — Оденься!

Натянув на голый торс футболку, я спрыгнул белыми больничными тапочками на потрескавшийся асфальт. Как раз в этот момент за моей спиной охранник в черной униформе частной корпорации со скрипом задвигал зарешеченные ворота. Двойной решетчатый забор с колючей проволокой, опоясывающий аэродром, наводил на мысль о тюрьме. Несколько бетонных ангаров, полдюжины частных реактивных самолетов и столько же конвертопланов без маркировки, которая бы указывала на авиакомпанию-владельца. По бетонному покрытию к нам шагали двое людей в черных комбинезонах.