– Телефон не дам, – уперев руки в бока, сурово произнесла Лариса, сразу же указывая мне на мое месте, еще так окинула взором неприятно, будто холодом обожгла. Задержалась им на моих ногах и только хмыкнула.

« – Ой, да и черт с тобой», – пронеслось в моей голове, и я, поцеловав сына в висок, поковылял к выходу.

Это утро нравилось мне все меньше и меньше.

То ли назло собственному внутреннему голосу, то ли просто дурак, но домой направился именно той дорогой, что вела мимо дома Ольги. На что рассчитывал – сам не знаю, но, увидев около ее подъезда своего бывшего одноклассника, впился в него взором, будто бы зная, как поступить.

– Генка, – окликнул я его, дополнив все громким свистом. – Генка Селезнев.

Мой школьный друг попытался сосредоточить на мне взгляд, похоже, утро было не только у меня поганым. Гена очень старался сфокусироваться, но лишь щурился и мотал головой.

– Кузьмин, – пробормотал он наконец-то, хихикнув, и вцепился пальцами в старенькую сливу около подъезда. Именно она в тот момент служила ему лучшей опорой. – Сто лет не виделись. Эй, дружище, как жизнь? На войне, что ли, потерял? – поинтересовался Селезнев, видимо, намекая на отсутствия ноги.

– Не, – покачал я головой, – в мирное время умудрился. Считай, производственная травма. Ты какими судьбами тут ошиваешься?

– Ну дык, – икнул Генка, – к бывшей приходил, она – зараза в долг давать не хочет, говорит, еще предыдущий не вернул. Стерва какая. Всю кровь ведь выпила из меня, пока жили вместе.

– Ну раз выпила, чего поперся снова?! Сестру б попросил, – копаясь в ворохе воспоминаний, выудил я фрагменты из юности.

– А, толку-то, – отмахнулся Генка, грустно вздохнув. – Нет веры бабам.

Жизнь побила моего приятеля не слабо. Если к тридцати четырем годам я лишился части ноги, то Селезнев скатился практически на самое дно. При этом мне всегда казалось, что моя потеря – болезненна во всех смыслах, но она стоила того. Стоила жизни той девчонки. Интересно все же, как она сейчас, что с ней стало в итоге. Несколько лет все ж прошло. Иногда, когда я закрывал глаза – картинка сама появлялась в памяти. Ее темные волосы на белом снегу, мертвецки бледное лицо и кровь… Кровь, что струйками сочилась из его виска. Она что-то кричала, хваталась за живот руками, на которые было страшно смотреть. Я лишь молился, чтобы эта несчастная не скончалась на месте. Готов, кажется, был отдать многое, чтобы вытащить эту дуреху. Зачем она вообще туда… а, впрочем, это уже в прошлом.

Генка-то сдуру пить начал. Сначала на работе его подсидели, жена нет, чтобы поддержать в трудную минуту, пилить его начала, в итоге он вообще потерял себя. Превратился в бродяжку, дома почти не ночевал, предпочитая проводить время с дружками, где-то в люках теплосетей. Обросший, небритый, грязный и вонючий… Понятно, конечно, что родственники старались свести все контакты с ним к минимуму.

– Слушай, а ты в не курсе, – решил испытать я удачу, – на втором этаже блондинка такая живет. Она еще в детском саду работает.

– Олька Андреева, что ли? – поскреб Генка макушку, сдвигая на лоб шапку.

– Ольга Петровна, – кашлянув в кулак, поправил я его.

– Ну, – кивнул Селезнев, – живет и что? Понравилась? Это ты зря, баба она хорошая, да муж у нее, как кобель.

– Гуляет?

– Злой, как черт. Ревнует к каждому столбу ее, орет, грозится всем ноги переломать, если только на нее кто взглянет косо.

– Домашний тиран? – не удержался я, чтобы не фыркнуть.

При этом глаза, кажется, налились кровью. Сама мысль, что рядом с Олей такой гад, выводила меня из себя. Хотелось орать, пинать и разбить кулаки обо что-то твердое. Чтоб до крови, чтоб мысли дурные выбить из собственной башки.

– Кузьмин, – сплюнул Генка на холодную землю, – говори прямо, чего ты хочешь узнать?!

Прижавшись спиной к входной двери, я прикрыла веки. Выдыхая через рот воздух, мысленно молила, чтобы Олег не зверствовал, а просто улегся бы спать. Скандалов, разборок не хотелось, на них уже не было сил. Да еще и почему-то жутко стыдно было перед Кузьминым за эту сцену. И зачем я только побежала на улицу?! Нет, вот, правда, сами себе создаем проблемы на ровном месте.

– Ты долго еще будешь там стоять? – пробубнил Олег, кажется, из спальни.

Я только сильнее зажмурилась, едва ли не до цветных всполохов перед глазами и сама вся сжалась, будто в комок. Страх прокатился волной. На миг даже сделать вдох стало тяжело.

– Мне на работу пора, – стараясь успокоить собственное сердце, произнесла я.

В висках стучало противно, оставалось лишь сжимать ладонями голову, прикусывая губу. Все смешалось в одно: боль, испуг, непонимание, отчего и почему все так резко изменилось. Чувство, что загнали в угол, только разрасталось, приводя едва ли не к панике.