Мне внезапно стало жаль этого отчаявшегося старика.

— Вы ели что-нибудь с тех пор, как оказались тут? — прямо спросил я.

— О, ну что ты, Димитрис, не надо. Я понимаю, куда ты клонишь. Но я, в конце концов, не какой-нибудь попрошайка. Я был бы в состоянии купить себе еды. Только вот с моей ногой сложно доковылять до этого автомата и выстоять там очередь…

— Тогда я пойду и возьму что-нибудь себе и вам, — решительно заявил я.

— Нет, ну что ты, не стоит.

— Мне совсем не составит труда. Заказывайте!

— Ну, ладно, возьми мне быстрый обед, как его, «Taberu», самый простой.

— Это же гадость редкая!

— Недорого и питательно, в самый раз, чтобы утолить голод.

— Ну как хотите, — не стал спорить я, про себя решив, что возьму ему что-то получше.

— Только будь осторожен. Все рестораны в терминале позакрывали, а вокруг пищевых автоматов ошивается народ, обезумевший с голоду. Они готовы на все.

— Не беспокойтесь!

Но не прошло и пяти минут, как я понял, что беспокоиться все же стоит. В закоулке терминала, где разместилось полдюжины продуктовых автоматов с ярко светящимися витринами, царило противоестественное оживление. Несмотря на внимание нескольких сотрудников СБ, следящих за происходящим с верхнего этажа терминала, здесь вот-вот тоже могла вспыхнуть потасовка. На людей, которым было чем рассчитаться и которым удавалось получить из автомата бумажный пакет со съестным, сразу наседали попрошайки — кто с жалобными просьбами, а кто и с требованиями с ноткой угрозы.

Молодая азиатка с грудничком, которую я приметил незадолго перед потасовкой, грустно сидела на полу, опершись спиной о колонну, и провожала людей с пакетами долгим печальным взглядом. В уголках ее больших глаз блестели слезы. Я не сомневался, что кто-нибудь непременно пожалел бы эту миловидную девушку с младенцем, но она не попрошайничала — то ли стеснялась, то ли совсем утратила присутствие духа.

Мне пришлось прождать минут сорок, прежде чем я оказался перед вожделенной громадой пищевого автомата, сквозь бронированное стекло которого на меня смотрели веселенькие этикетки. Я приложил палец к детектору, чтобы компьютер мог распознать мою личность и проверить остаток на финансовом счете. Сейчас было не до здорового питания, так что взял себе и Андерсу по супер-большому горячему комбинированному обеду «Fast&Cool» с газировкой. Это была синтетическая еда, вкусная благодаря усилителям вкуса и богатая питательными веществами, необходимыми человеческому организму. Призадумавшись, я заказал дополнительно еще пять порций.

Когда я получил в руки увесистый пакет, рядом сразу появился исхудалый мужчина с горящими глазами.

— Брат, пожалуйста. Я три дня не ел!

Его тут же оттолкнула локтем стервозная женщина, которая на моих глазах собачилась с людьми в очереди к пропускным пунктам в Сент-Этьен.

— Неправда, он уже жрал сегодня! Поделись со мной, со мной!

— Пожалуйста… — ее оттолкнул еще один мужчина. — Дай!

Развернув пакет, я раздал напирающим на меня людям четыре обеда, попросив их поделиться, но за еду тут же началась потасовка. Несколько попрошаек продолжали лезть ко мне, хватая за рукав и едва не вырывая из руки пакет с оставшимися порциями.

— Извините, больше не могу, — неловко отнекивался я. — Мне самому поесть надо! Пусть с вами поделится кто-то еще…

— Эй, а ну не крысятничай тут, малый! — вдруг осмелел один из «попрошаек», попытавшись вырвать у меня из рук пакет

— Руки прочь!

Я ударил его по руке и быстро отскочил в сторону, левой рукой прижав пакет к груди, а правой выставив вперед кулак. Мужчина, сжав зубы от злости, потирал ушибленное запястье и смотрел на меня с ненавистью, но не без опаски — все-таки я был достаточно крепким для своего возраста.

— Прочь! Я сейчас позову охрану! — сказал я предостерегающе, но голос дрожал.

— Чтоб ты сдох, маленький сученок! — пригрозил мужчина, трусливо покосившись наверх, где из-за перил за людьми наблюдали сотрудники СБ.

Одарив пакет в моей руке последним жадным взглядом, он отошел — голод не пересилил страх. Я тяжело дышал, еще не веря, что мне удалось сохранить свой кусок.

Грубость на грубость — вот какие тут правила. Только сила имеет авторитет. Не думал, что мне доведется воочию повидать то, что когда-то пережили мои мама с папой. И это в век ультрасовременных технологий, мяса из пробирки, вертикальных ферм…

Не сводя настороженного взгляда с окружающих, многие из которых пялились на мой пакет, я достал из пакета один бокс с едой и направился к колонне, из-под которой доносился детский плач.

— На… Держи, — сказал я, протянув девушке-азиатке добытую пищу. — Тебе нужно поесть.

Она подняла на меня изумленный взгляд. Своими чертами она немного напоминала Мей, разве что была на несколько лет постарше и имела необыкновенно большие глаза. Слегка смутившись, я невольно опустил взгляд ниже, и увидел, как ребенок присосался к непропорционально большой для такой хрупкой девушки, вздутой от молока груди, видневшейся из-под приспущенной с одной стороны кофты. Надо же. Я и не думал, что в наше время кто-то кормит младенцев грудью, как в древности! А ведь кормящей матери нужно питаться самой вдвойне.

— Спасибо… — не веря своим глазам, она с благодарностью приняла из моих рук еду.

Вдруг сзади я услышал чье-то злобное бормотание.

— Прочь! — я заслонил девушку от той самой сухой женщины из очереди.

Карга, похоже, не вышла победительницей из сражения за розданные мною четыре продпайка: глаза у нее были все такими же голодными, а на губе виднелась ссадина от чьего-то удара.

— Ублюдок! Сволочь! Ей не нужно! Это незаконный ребенок! — провизжала она ненавидяще по-румынски, не зная, видимо, что этот язык мне знаком. — Будь ты проклят, мразь!