Шрифт:
Моя жена в таких же родственных отношениях с семьей Т., как и я; мои дети – потомки «первых переселенцев» Т. через шестнадцать родственных связей: девять с материнской стороны и семь – с отцовской [там же: 36].
Таким образом, в Янки-сити можно выделить три резидентальных региона – Хилл-стрит, Сайд-стрит и Ривербрук, – которые в свою очередь регионализованы (Сайд-стрит делится на Хоумвилл и собственно Сайд-стрит, Хилл-стрит – на зону «старых» и «новых» семей).
Один из любопытных выводов Уорнера: связь с резидентным кварталом, чье символическое значение легитимируется коллективной памятью, дает его жителям право интерпретировать историю. Описывая подготовку к празднованию трехсотлетия города, Уорнер выделил группу, обладавшую своего рода монополией на такую интерпретацию:
С точки зрения предельных идентификаций и принадлежностей коллективным символом, представляющим группу для всего коллектива, обладали «сыновья и дочери первых поселенцев старого Янки-сити» [там же: 216].
То есть группа прямых потомков первопоселенцев фактически приняла на себя функции носителей подлинно резидентных ценностей.
Основные механизмы пространственной регионализации – поддержание дистанции между «старыми» и «новыми», проведение границы между коренными и пришлыми. Символическая граница, отделяющая Хилл-стрит от остального города, – кольцо столетних вязов, запрещенных к вырубке; социальная дистанция между старыми и новыми семьями, получившая пространственное воплощение.
Окончательное утверждение развитой резидентальной стратификации знаменуется становлением механизмов поддержания и трансляции идентичности «старых семей». У. Л. Уорнер приводит в качестве примера «манифест» старожилов резидентального города:
…в то время как нация находится на пути к мировому величию, мы, жители Янки-сити, заложившие начало всего того, что ныне существует, обладаем уникального рода престижем, который разделяют с нами лишь те, кто жил во времена, когда зарождалось Великое Общество. И чтобы утвердить за собой права законных наследников и сегодняшних владельцев великой традиции, те, кто живет не здесь – а это сто с лишним миллионов человек, – должны прийти к нам. Именно в нас живет великая традиция, и именно наши символы легитимно ее выражают [там же: 240].
В чем же причины подобной легитимации высших позиций резидентной аристократии?
Хотя последующие поколения укрепили родословную старых семей и соткали своими браками и достижениями новую родословную, этот период остается моментом истории, в котором сегодняшний Янки-сити вновь может вернуться к величию. Делая это, город легитимирует статус старосемейного класса. Как только родословная получает высшее положение в статусной иерархии, рождение в семье с такой родословной автоматически становится достаточным для принадлежности к высшему классу. И неудивительно, что хранителями традиции в Янки-сити, определявшими, каким символам и периодам истории следует уделить особое внимание, были члены класса старых семей [Уорнер 2000: 160].
Уорнер отмечает, что признание потомков старожилов в качестве хранителей «ценностей места» имеет под собой, прежде всего, символические основания:
Могущество символов периода славы уходило корнями в те процессы, которые удостоверяли и легитимировали статус американской наследственной аристократии. Благодаря неофициальному одобрению она приобрела высокое положение, которое отныне было ей гарантировано… Как только отдельные семьи и индивиды сами обрели признанное высокое положение и получили возможность передавать этот статус следующим поколениям, социально утвердилась наследственная элита. Факты ее образа жизни могли стать и становились символами, представляющими ее как высшую часть статусной иерархии. В статусе наследственной элиты воплощены высшие добродетели прошлого. Они принадлежат всему обществу, ибо… репрезентируют социальные ценности, которые каждый тем или иным образом разделяет. Семьи, обладавшие величайшим престижем и властью, установили социальную позицию, являющуюся ныне источником социального престижа и превосходства [там же: 206].
Таким образом, легитимация статуса резидентной элиты наделяет все сообщество статусом резидентного. Иными словами, признавая претензии старых семей на выражение «ценностей города», Янки-сити как город-резидент получает право на символический патронаж и выражение «подлинных ценностей страны».
Возникающие на последней стадии развития резидентальной дифференциации различия между «старыми» и «новыми» семьями менее заметны, нежели различия между резидентами и нерезидентами или «старожилами» и «новоприбывшими». Потомка первопоселенцев от внука иммигрантов отличает только легитимированное сообществом право на выражение «определений места» – право, передающееся по наследству. В отношении же «ресурсов» или «компетенций» существенных различий между ними нет.
Однако мы можем рассмотреть и обратную ситуацию, когда за человеком, прожившим «на месте» меньше многих новоприбывших, закрепляется статус потомственного резидента. Таково положение блудного сына (homecomer’а), «вернувшегося домой отпрыска старых семей», который одновременно принадлежит и самой «старой» и самой «новой» резидентной группе.
«Возвращающийся домой» – это человек, по праву рождения принадлежащий резидентному классу (а возможно, и высшему, «старосемейному», его слою), но покинувший место рождения и вернувшийся домой как «чужак», «новоприбывший». Маргинальность его положения обусловлена расхождением двух резидентальных критериев – происхождения (критерий вторичной резидентности) и срока проживания (критерий первичной резидентности).
Тема «возвращенца» в социологической теории отделена от темы «чужого». Так, А. Шюц в эссе «Возвращающийся домой» указывает на ее связь с проблемами «времени, памяти и смысла» [Шюц 2004: 552]. Базовая метафора рассуждений Шютца – туман, застилающий Итаку, не дающий возможности Одиссею узнать свой родной остров и не позволяющий Пенелопе увидеть Одиссея. В памяти «возвращенца» сохраняется лишь некая «типизация дома», в ней отсутствуют необходимые резиденту воспоминания. «Возвратившийся домой» в определенной степени утрачивает память. Он оказывается одновременно «своим» и «чужим», «коренным» и «пришлым».