От этих слов мне поплохело. Я — его друг. Но друг ли он мне?

— Можешь взять вместо меня кого-то из людей Юрре?

Фарри нахмурился.

— Я очень устал, — вырвалось из меня неуместное оправдание.

— Ну так отдохни, вся ночь впереди! Наемников этих я не знаю, не могу им доверять. А тебе могу! Эй, Светлобог тебя согрей, чего ты такой грустный? Ты мне нужен!

«Как ручной эмпат, да?» — подумал я и закрыл глаза.

— Отдыхай, Эд. Ты совершил подвиг сегодня. Без тебя мы бы не справились.

— Это был не подвиг. Я зарезал двоих человек, которые даже не догадывались, что их ждет смерть. Это было убийство…

— Убийство во благо, — отмахнулся Фарри. — После такой победы у многих появится надежда, появится вера.

Я в очередной раз подумал о том, что целую жизнь назад мой друг клялся никогда не отнимать чужую жизнь. А теперь строил планы на сотнимертвецов. Жители Рудни-Онга тоже оказались частью его стратегии.

— Я просто хочу пройти за Южный Круг. Я не хочу убивать, я не хочу видеть, как убивают. Я не хочу видеть, как Жерар льет им в раны свои снадобья. Не хочу слушать их безумие. Может быть, тебе это нравится, но мне нет.

— Эд…

— Попроси кого-то из людей Юрре. Они справятся лучше. Теперь тебе не нужно за порошью скрываться, теперь ты действительно важный человек.

— Ты опять убегаешь? — обиженным тоном спросил он. — Как тогда?

— Да, как тогда, — сказал я и отвернулся к стене. — Я не хочу быть твоим бандитом.

Фарри вспыхнул болью, затем яростью. Шмыгнул носом. Посидел еще немного, а затем молча поднялся и лег на свою койку. Наверное, я должен был что-то сказать. Должен был схватить ускользающие нити между нами.

Но я промолчал.

Жалею ли я об этом сейчас? Конечно, жалею. Не знаю, что на меня нашло. Когда событие уходит в прошлое, ты смотришь на него иначе. Ты понимаешь, как же был неправ. Как же много сломал из-за сиюминутных, раздутых сомнениями, чувств.

Утром началась буря. Она отсекла нас от Рудни-Онга, до которого, наверное, было не больше часа пути. Колючая крошка терзала стальные борта, секла иллюминаторы, которые побелели, как будто ледоход провалился в глубокий снег. Корабли встали, отрезанные друг от друга непогодой. Когда я проснулся, то посмотрел на пустую койку Фарри. Почувствовал укол совести, но затем вспомнил глаза того парнишки на корабле и слова друга про выбор, сделанныйжителями Рудни-Онга. Накатившая злость прогнала сожаления.

Так нельзя говорить про людей. Так нельзя поступать. Я мог бы понять, если бы подобное сделал незнакомый мне человек. Но не тот улыбчивый мальчишка, с которым мы грелись в заброшенном доме Снежной Шапки. Он видел много несправедливости, почему же сам встал на такой путь?

Мне очень хотелось вылить из себя бурлящие недовольством мысли. Но… У меня никого не было. А ведь такое не каждому можно доверить, чтобы не прослыть смутьяном, предателем.

«Быть, но не прослыть, да, Эд?»

В шумной столовой пахло перегаром. Я пристроился за столом рядом с двумя похмельными Клинками, запихал в себя мясную похлебку, запил теплой водой и отправился в комнату отдыха. Возвращаться в каюту не хотелось. Вдруг в ней окажется Фарри и придется о чем-то говорить, или же, что много хуже, молчать.

— Эй! Эд! — позвали меня, когда я вошел. Общий стол был занят так, что места за ним не нашлось бы даже для подростка. Однако Лав ан Шмерц, каким-то чудом ужимавшийсидящих, встал и помахал мне рукой. Я улыбнулся ему, и протиснулся сквозь узкий ход между топчанами у стены и спинами сидящих на лавке пустынников. Собрал несколько взглядов людей с той стороны, настороженных, недоверчивых.

«Ручной эмпат»

Рядом с Лав ан Шмерцем тихонько хлопал в ладоши Энекен:

— Здравствуй, Эдди!

Ан Шмерц протянул мне руку, и я пожал его сухую, крепкую ладонь.

— Сегодня наш командир забрал с собой Господина Подлость из Ока. Почему ты не пошел? — спросил меня он.

— Приболел, — ответил я.

— Вот это нехорошо, — нахмурился Лав, — что-то болит?

«Душа», — подумал я и сказал:

— Живот.

— Эдди грустный, — заволновался великан. — Почему Эдди грустный?

— Болею, — улыбнулся я ему.

— Найди себе дело, — посоветовал ан Шмерц. — Безделье порождает болезни. Сначала загибается тело, а потом и душа.

— Эдди нужно лекарство. Мне так хорошо помогла красивая девочка! Она дала мне порошок и животик прошел!

— Может и правда тебе к нашему врачевателю заглянуть?

— Нет. Посижу, если не пройдет — полежу.

— Не грусти, Эдди. Не надо грустить.

Я почувствовал на себе нехороший взгляд, осмотрелся в поисках источника. Фур-Фур, кто же еще. Он сидел в углу один, ковырялся в зубах и с насмешкой глядел в мою сторону. Наши взоры схлестнулись. О, как сложно было удержаться и не послать ему в душу немного боли. Но вместо этого я первым отвел глаза. Ну его.