На счастье Ленина, 29 апреля, когда он выступал с речью во ВЦИК, в России еще не знали о совершенном на Украине немцами перевороте. Речь Ленина продолжалась 80 минут. Она была посвящена критике левых коммунистов и защите брестской передышки [27] . Но, казалось, не окружающим, а себе доказывал Ленин в тысячный раз правоту собственных мыслей. Это не осталось незамеченным для лидера меньшевиков Мартова. Тот понял, что в Ленине боролись два человека — безудержный революционер семьдесят третьего дня Парижской коммуны [28] и государственный деятель, всеми силами пытающийся сохранить за собою власть. Эти два порыва не всегда совмещались даже в Ленине [29] . Когда ему предоставили право ответить, он указал, что верит в силу германского пролетариата [30] , а о передышке говорить не стал. Сдался?

С бесконечно тянувшейся оппозицией во ВЦИКе трудно было сладить. Официальный институт советской власти и фактически единственный на советских территориях источник оппозиции (социалистической), ВЦИК приносил Ленину — а теперь уже и всем большевикам, ратифицировавшим мир — большие неудобства. Особенно тяжело было бороться с оппозицией в моменты откровенных поражений. Их было много: взятие немцами Хельсинки в ночь на 12 апреля [31] — в нарушение условий Брестского договора; переворот на Украине, захват Ростова [32] ; общее продвижение немцев восточнее ими же оговоренной демаркационной линии. 9 мая, как раз после серии таких провалов, по желанию ли Ленина или по решению ЦК, была отменена очередная речь Ленина во ВЦИКе (хотя повестку дня заседания уже успели объявить в газетах). 9 мая во ВЦИКе Свердлов заявил, что доклад Ленина не готов «по техническим причинам» и будет зачитан на следующем очередном заседании, 14 мая. Оппозиционные фракции протестовали, требовали назначить внеочередное заседание на 10-е, но Свердлов не уступил. За эти несколько дней закрыли ряд меньшевистских газет, в том числе «Вперед» (за «ложные слухи» о германских ультиматумах и о взятии немцами Курска). А 14 мая Ленин выступил во ВЦИКе с речью, поразившей всех своей пустотой и растерянностью [33] .

Речь привела слушателей в замешательство. В конце се стенограмма не отмечает аплодисментов даже на большевистских скамьях зала. Было общее ощущение, что Ленин ничего не сказал. Он говорил скользко, увертливо, и о том, что нужно сохранить передышку, и о том, что нужно оттянуть войну, но и о том, что эта война неизбежна, что армия к ней уже готова, что отпор может быть дан в любую минуту, но что сейчас этот отпор давать еще не время. Понятно, что такая речь после переворота на Украине никого удовлетворить не могла. С резкой ее критикой выступили и левые эсеры, и эсеры, и меньшевики. Так, левый эсер Камков указал, что последними своими актами германское правительство, по существу, разорвало Брестский мир и теперь уже «есть лишь одно постепенное удушение революции». Камков предложил считать договор расторгнутым и начать сопротивление, отказавшись от «психологии беспомощности», «психологии пассивности и выжидания». Это не значит, продолжал Камков, что советская власть объявит Германии, Австрии, Турции и Болгарии войну, но противостоять наступлению по мере сил и возможности она будет. «Есть один путь сопротивления», — закончил Камков, подчеркнув, что левые эсеры готовы «на путях сопротивления, а не на путях капитуляции», за Лениным «следовать до Урала». В этом месте стенограмма отмечает «рукоплескания» зала [34] .

Камкова поддержал левый эсер Карелин. Он указал, что «германцы все время продвигаются». Но «если бы даже они не продвигались, а сидели на месте, отрезав нас от наших важнейших резервуаров пищи и топлива, все равно голод снес бы советскую власть». Даже не продвигаясь восточнее демаркационной линии, утверждал Карелин, «немцы привели бы к гибели советскую республику». Эсер Л. М. Коган-Бернштейн заметил, что «смешно говорить о самой передышке, когда ни на одном фронте не прекращается движение германских полчищ». А Мартов спрашивал, как именно советская власть будет отвечать на новые ультиматумы германского правительства: о праве прохода гермайской армии в направлении на Мурманск и о захвате Крыма (объявленного частью Украины) [35] .

Нужно ли удивляться, что Ленин покинул заседание преждевременно, не выступив с ответной речью. Заключительное слово за Ленина зачитал Свердлов. Большинством голосов, что всегда было предопределено количеством большевистских делегатов в зале, ВЦИК принял резолюцию, одобряющую доклад Ленина и текущую политику советской власти. На следующий день, 15 мая, было получено новое германское требование — о Черноморском флоте. С ответом на него советское правительство тянуло, как могло. Но 6 июня Чичерин послал в Берлин Иоффе телеграмму с сообщением, что «Россия отдает свои военные суда Германии до заключения мира», а Германия в обмен признает за Советами право на этот флот и дает обязательство «не пользоваться этими судами». Ожидалось, что Германия в ответ прекратит продвижение восточнее демаркационной линии и оставит в руках большевиков занятый ими Батайск, в районе которого были сосредоточены значительные силы Красной гвардии, мобилизованные «под лозунгом борьбы с немцами» [36] . Однако наступление немцев прекратилось далеко не сразу [37] .

Провал брестской политики на Украине вскоре признал сам Ленин. 1 июля он дал интервью одной из шведских газет, где утверждал, что оккупация Украины наносит ущерб прежде всего самой Германии. «Немцам нужен мир. Показательно, что на Украине немцы больше хотят мира, чем сами украинцы». Между тем «положение немцев на Украине очень тяжелое. Они совсем не получают хлеба от крестьян. Крестьяне вооружаются и большими группами нападают на немецких солдат», причем «это движение разрастается». Любой левый коммунист посчитал бы, что именно по этой причине следует разорвать Брестский мир. Но Ленин думал иначе. «Нам в России нужно теперь ждать развития революционного движения в Европе, — сказал Ленин. — Рано или поздно дело повсюду должно дойти до политического и социального краха». Ленин подчеркнул, что время работает на большевиков: «благодаря немецкой оккупации большевизм на Украине стал своего рода национальным движением», и «если бы немцы оккупировали всю Россию, результат был бы тот же самый» [38] . Снова и снова Ленин предлагал отступать перед германскими требованиями и бездействовать даже в том случае, если немцы оккупируют «всю Россию».

Похоже, однако, что советам Ленина в отношении Украины следовать готовы были немногие. Уже 3 мая для ослабления военной мощи Германии и подготовки коммунистического переворота на Украине ЦК большевистской партии принял две резолюции о создании компартии Украины [39] . Текстов этих резолюций в протоколе заседания ЦК нет. Но 9 мая «Правда» опубликовала следующее сообщение:

«Центральный комитет РКП, обсудив вопрос о выделении особой Украинской коммунистической партии из Российской коммунистической партии, не находит никаких возражений против создания Украинской коммунистической партии, поскольку Украина представляет собой самостоятельное государство».

Это была одна из резолюций, принятых на заседании ЦК РКП(б) 3 мая, — резолюция, подлежащая публикации. Вторая резолюция обнародованию не подлежала и считается «ненайденной», так как в ней говорилось о том, что компартия Украины «является составной частью РКП(б)» [40] . Это была резолюция, прямо противоположная первой, опубликованной в «Правде». Смысл этого маневра был очевиден: громогласно заявив о независимости украинской компартии, ЦК снял с себя формальную ответственность за подрывную деятельность, к которой готовились большевики на оккупированной немцами Украине. Антигерманские акты могли проводиться теперь фактически открыто, без риска осложнить худые советско-германские или советско-украинские отношения. Получаемые в связи с этим германские протесты Чичерин отклонял на том основании, что большевики России к украинским большевикам отношения не имеют. Вместе с тем под сукном оставалась вторая резолюция, напоминавшая украинским большевикам, что самостоятельной партией они не являются, а подчинены единому ЦК российской компартии [41] .