Но и в этой шизофренической речи с многократным повторением почти одинаковых фраз Ленин умудрился призвать советский актив к тому же, к чему призывал в марте — выжидать, не разрывая Брестского мира, бездействовать: «Наше положение не может быть иное, как дожидаться [...] что эти бешеные группы империалистов, сейчас еще сильные, свалятся в эту пропасть, к которой они подходят — это все видят» [48] . Только трудно было удержаться от вопроса: если Германия оказалась на краю гибели через три с половиной месяца после заключения Брестского мира, ведя боевые действия крупного масштаба лишь на одном фронте, получая продовольственную помощь России и Украины и используя Красную армию в борьбе с чехословацким корпусом, который, не задержи его большевики, давно бы уже воевал в Европе против немцев, как глубоко на дне этой пропасти лежала бы кайзеровская Германия, вынужденная воевать на два фронта? В каком состоянии находились бы теперь страны Четверного союза? Где проходила бы граница коммунистических государств?

Заведенная Лениным в тупик, доведенная до кризиса, расколотая и слабеющая большевистская партия могла ухватиться теперь лишь за соломинку, которую в марте 1918 года протягивал ей Троцкий: «Сколько бы мы ни мудрили, какую бы тактику ни изобрели, спасти нас в полном смысле слова может только европейская революция» [49] . А для ее стимулирования нужно было, во-первых, разорвать Брестский мир, а, во-вторых, сформировать Красную армию. 22 апреля вопрос о создании регулярной армии был поднят Троцким на заседании ВЦИК. Троцкий подчеркнул, что эта новая дисциплинированная и обученная армия необходима «специально для возобновления мировой войны совместно с Францией и Англией против Германии», причем тогда же советским руководством было начато обсуждение с представителями Антанты планов совместных военных действий [50] .

Новая армия стала называться «Народной». К лету 1918 года она составляла основное ядро войск Московского гарнизона, была составлена на контрактовых началах, считалась аполитичной и находилась в ведении Высшего военного совет под председательством Троцкого при военном руководителе генштаба М. Д. Бонч-Бруевиче. Непосредственно войска подчинялись Н. И. Муралову, командующему войсками округа. В июне в состав Народной армии приказом Троцкого должны были зачислить латышскую стрелковую дивизию [51] .

Вопреки воле Ленина, ЦК готовился расторгнуть брестскую передышку и возобновить войну с Германией как только условия для этого окажутся подходящими. Возможно, начинать войну летом 1918 года было не менее рискованно, чем продолжать ее в марте. Но в июне большевикам уже не из чего было выбирать. Ленинская политика «передышки» была испробована и не дала положительных для революционеров результатов. В июне уже не имело значения, прав ли был Ленин в марте. Революция за три месяца передышки потеряла свой бескомпромиссный динамичный бег. Требовалось предпринять что-то ошеломляюще-грандиозное, чтобы воскресить ее и вылезти из того болота, в которое завел Ленин. Самым естественным решением казался разрыв Брестского мира. Но, видно, были на стороне Ленина еще и никем не понятые силы. В особняке германского посольства днем 6 июля раздались выстрелы террористов. В этот миг было спасено большевистское правительство, а вместе с ним, по еще большей иронии судьбы — ленинская брестская «передышка».

Партия конституционных демократов, разогнанная еще до созыва Учредительного собрания, стала первой партией революционного лагеря, принесенной в жертву мировой революции. Весной 1918 года большевики, первоначально вместе с левыми эсерами, начинают широкую кампанию борьбы с оппозиционными социалистическими партиями как на местах, так и в центре. Беспощадно разгонялись и арестовывались, начиная с апреля, оппозиционные большевикам и левым эсерам местные Советы и рабочие конференции, причем в таких масштабах, что на очередном заседании ВЦИК эсеры попробовали включить этот вопрос в повестку дня. В частности, были разгромлены Советы в Ярославле, Тамбове и Златоусте. Свердлов, однако, отказался включить этот пункт в повестку дня, и ВЦИК проголосовал вопроса не обсуждать.

Первой разгромленной партией ВЦИКа стали анархисты. В ночь с 11 на 12 апреля ядро этой партии — 600 человек — были арестованы в Москве силами ЧК и армии [1] 1. 18 апреля с докладом о проведенной операции на заседании ВЦИК выступил заместитель Дзержинского по ВЧК левый эсер Загс (Закс). Он обвинил анархистов в захвате зданий (особняков), грабежах, убийствах и намекал на планировавшийся анархистами захват власти [2] 2.

31 мая Закс докладывал ВЦИКу о разгроме «Союза защиты родины и свободы» и открыто назвал эсеров и меньшевиков «предателями советской власти» [3] . 4 июня на соединенном заседании ВЦИК и Моссовета Ленин обвинил меньшевиков и эсеров в контрреволюционной деятельности и организации голода в стране и восстаний. В начале июня ЦК РСДРП передал за границу первую сводку о репрессиях: «Почти везде закрыты наши газеты», «арестуют за «контрреволюционную деятельность», за «агитацию против советской власти», «от расстрелов погибло немало социал-демократов». Эсеры и меньшевики были изгнаны из Советов Калуги, Саратова, Екатеринбурга, Кронштадта и ряда других городов [4] . 10 июня в Сормове с применением оружия была разогнана рабочая конференция Нижегородской и части Владимирской губерний. 13 июня разогнана рабочая конференция в Москве. С протестом по этому поводу во ВЦИК 14 июня выступил Мартов:

«Вчера было арестовано несколько десятков рабочих, в том числе эсеров, меньшевиков и беспартийных, выбранных заводами и мастерскими г. Москвы в качестве уполномоченных на конференцию, которая должна была обсудить вопросы голода, безработицы и общеполитические вопросы [...] Попытки рабочих многих заводов направить свои делегации сюда, в ЦИК, чтобы присутствовать на заседании ВЦИК, сегодня разбились о специально отданный приказ не пропускать никого, кроме большевиков и левых эсеров. Эти товарищи-рабочие сейчас стоят на улице».

Но большевики уже были готовы ответить Мартову. На этом последнем заседании ВЦИКа четвертого созыва, за две недели до намечаемого открытия Пятого съезда Советов, они приняли решение исключить меньшевиков и эсеров из ВЦИКа. С заявлением по этому поводу выступил Сосновский. Он назвал соседство большевиков и меньшевиков «парадоксом», требующим «разрешения или устранения». Сосновский назвал меньшевиков и эсеров «агентами буржуазии и помещиков», участвующими «в контрреволюционных заговорах». Лучше иметь их «по ту сторону баррикады», чем в Совете, — добавил Сосновский. После непродолжительных прений ВЦИК постановил исключить из своего состава эсеров и меньшевиков и «предложить всем Советам [...] удалить представителей этих фракций из своей среды». Обе партии тут же и были исключены голосами большевистских депутатов. Левые эсеры выступили против исключения [5] : было ясно, что следующие на очереди — они [6] .