Люси вскочила со своего стульчика и с криком: "До каких пор, Влад?!" опустилась назад.

– Люси!
– укоризненно произнес Пафнутий.

– Мы сегодня утром со Славой арию из Zauberflоеte музицировали. Славная музыка!
– уши Лопоухого опять выпрямились и просвечивали.

– Славик, - мрачно проговорила Люси.
– Этот "Майн кампф" ходячий.

Пафнутий хохотнул.

– И сейчас напеваю, ну то есть слышу ее все время, а тут вместо флейты смех!

– "Чушь какую-то порет!" - смотрела на него с тоскою в глазах Люси. "Эх, если б не мои планы! Сидела бы я тут с этими..."

– Ага, - поддержал разговор Пафнутий.
– Давай-ка я тебя на порчу проверю.

Лопоухий опять непонимающе посмотрел на Пафнутия.

– Ты что, Владик?!

– Да я же целителем стал, - нагревая медные палочки на свече, объяснял серьезно Пафнутий.
– Сиди ровно, руки на яйца положи.

– Куда?
– уши Лопоухого зажглись.

– На яйца, - сосредоточенно продолжал Пафнутий.
– Ладошки вверх. Готов?!

И они с Люси жадно впились в голову Лопоухого. Пафнутий стал перед ним и повел медные прутики над головою Лопоухого. Они, дойдя до темени, быстро сошлись и застыли.

– Н-да!
– тяжело цыкнул Пафнутий.
– Есть порча! Люси счастливая, но серьезная как на кладбище поддакнула: - Скрестились штанги, сильная порча.
– В ушах у Лопоухого опять засмеялись.

– Да что это?!
– возмущенно, но улыбаясь пока, попытался понять он. А Пафнутий, приняв вопрос на свой счет, пустился в объяснения: - Видишь ли, порча - это наговор. Тебя сглазили.

– И давно?
– заинтересованно спросила Люси.

– Восемь лет уже, - вздохнул Пафнутий.

– Да какая порча?
– попытался вставить словечко Лопоухий, но Люси, не замечая, продолжала как по-писаному:

– И где, Влад?

– А мы сейчас проверим.

Пафнутий подошел к Лопоухому со спины и, вспомнив о необычайно вспыхнувших ушах, посмотрел на них. Уши вели себя наинормальнейшим образом. Мягко струился через них закатный Петербургский свет. Крякнув, Пафнутий повел ладонями вниз по позвоночнику.

– Ой тепло, Владик, - проговорил Лопоухий.

– Внизу, на крестце. Огромная, жаба! Точно восьмилетняя.

– Что будем делать?
– проговорила Люси с таким неподдельным интересом, будто они изобретали колесо.

– Снимать, - твердо ответил Пафнутий.
– И срочно! Лопоухий хотел откинуть крышку фортепиано, но Пафнутий положил свою мужицкую ладошку поверх музыкальных его пальчиков и заглянул ему в глаза:

– Ты завтра свободен?

– Завтра? Ха, - будто поддерживая чей-то смех, хохотнул Лопоухий.
– Ха!

– Ты зря смеешься, Хока. Мне тоже в кассе "Аэрофлота" такую навесили... Влад еле поднял!

– Да?
– ушки Лопоухого приподнялись, готовые послушать интересную историю, но Люси хранила профессиональную тайну. Она быстро встала и, задев Лопоухого невзначай бедром, вышла из комнаты.

Пафнутий пыхтел, вытирая медяшки:

– Я тебе безо всяких яких сниму ее, - уверял он Лопоухого.- Не ты первый, не ты последний. Только не тяни. Приходи завтра, и все уладим. Почувствуешь, наконец, за последние восемь лет в первый раз, что такое жизнь!..- изливался Пафнутий.

А за окном в неугасимом зареве ночи раскачивался и хохотал, щекоча ногами своих китов, гигантский Астрал.

* * *

Фефела зашел с одного бока, развернулся, зашел с другого.

– Стоит!
– недоуменно смотрел он на небо.
– Смотри сюда, Дима!

Зигфрид вылез из дивана и припал к телескопической трубе.
– Семь звезд видишь, да?
– вел Зигфрида по небу Фефела.
– Это ковш. Всегда был на своем месте. А вот эта восьмая, яркая, ее никто никогда не описывал. Да и вид у нее, как у кометы.

– Только хвоста нет!
– вставил юный Зигфрид.

– Вот-вот!
– Фефела сел за стол, взял линейку, арифмометр, и принялся что-то чертить, считать.

Зигфрид смотрел в телескопическую трубу и не видел не то, что восьмую, а и семи первых не замечал. "Так, туманность Андромеды!
– думал он про себя. И воспользовавшись тишиной, осторожно отошел от телескопа и забрался назад в свой диванчик.

Он уже восемнадцать лет сидел в этом диванчике и рос, рос, крепчал и здоровел, не находя себе применения.

Однажды он вот также лежал в парке в старом глубоком диване, притащив его для этого из дому, и глядел на развалины некогда наполненных до краев водою и людьми бань. Как откуда ни возьмись прямо в диван прилегло нечто среднее между мужчиной и женщиной. Легло и начало смешить Зигфрида, а рассмешив, стало щекотать, но не так, как мама и тетя щекотали - подмышками, а пониже - животик, там... и шептать, мол, в баньке, сладенький, попаримся! Зигфрид уж не знал, что и думать, но о чем-то стремительно догадался. Как вдруг рядом появился Фефела. Он пристукнул неопределенного рода существо зонтом-тростью и повелительно проговорил: