Спрыгнул с копны сена, мешок прихватил, от соломы отрусился да пошел из амбара. На дворе дед возится, телегу чинит. Приподнять пытается, да колесо приладить.

– Здоровы будьте, – крикнул Степан, – помощь нужна?

– Подсоби, коль не жалко.

Подошел Степан, телегу одной рукой приподнял. Дед так и ахнул.

– Это откуда ж в тебе столько силищи накопилось?

Не скажет же он, что на каторге валуны в руку длиной тягал.

– От природы сильный, – ответил.

Копались с телегой долго. Дед умаялся, а Степан молчит, делает. Замечает, как хозяин косится.

– Голодный, небось? – обернулся дед, как дело окончили.

– Да, я хотел купить у вас что-нибудь поесть.

– Пойдём, нам старуха и без денег ужо накрывает.

– Не хотел я тревожить ваш дом.

– Чем же ты потревожишь? Я телегу с зимы починить не могу, а с тобой за два часа управились. Так что, это я тебя потревожил, а не ты меня. Идём.

Вошли в избу. Сухонькая старуха у печи суетиться.

– Вот Зинаида, привёл тебе. Нужно бы накормить человека.

– А как жеш, накормим.

На столе уже дымилась из горшка картошка, облитая маслом с жареным луком. На тряпице яйца и хлеб.

– Проходи милок, чем богаты, откушай.

Перекрестился Степан на образ.

– Спасибо, добрые люди. Не откажусь.

Сели. Дед с бабкой едят, Степана исподтишка разглядывают.

– Куда направляешься, али не секрет? – дед спрашивает.

– Я не знаю, куда точно. Работу иду искать в город какой или деревню, всё равно.

– А дом твой где? – старуха спросила.

– Нет у меня дома. Теперь нет.

– Да, дела, – дед на бабку смотрит, толкает на Степана косит.

– Кой тебе годок? – прищурилась старая.

– Двадцать осьмой пошел.

– Это как Лёшке нашему, Господи прости, – и старушка стала креститься скорее.

– А что с ним? – Степан откусил картофелину, запил молоком.

– Так в солдаты его забрали от нашей деревни. Одного единственного. Сыночка нашего. Все откупились, а нашего единственного забрали. Это теперь по гроб жизни не увидим его. Если только по ранению.

Какое-то время ели в тишине. Только в печи шкворчало.

– Оставайся у нас, – глянул дед. – Работы полно, пропитанием не обидим, денег у нас не густо, зато корова есть и куры, голодный не останешься. Хотя бы на посевную останься. Не справиться нам с наделом, старые мы уже, а батраков нанимать нет средств. А ты, если останешься, будешь у нас как сын, слово даю.

– К слову сказать, а документ у тебя есть какой? – бабка вмешалась.

– Нет документа.

– Без бумажки нельзя по дорогам бродить. Поймают и в острожную. Ни за что ни про что, а там доказуй, кто ты есть таков. Им без разницы что ты, что цыган, им всякий сброд собирать велено.

– Так сразу и в острожную? – Степан удивился.

– Точно говорю. Жандарм нонче злющий. Кого заприметят, так сразу и хватают. Виновен, аль нет. Ни имени, ни отчества не спросят. И сиди потом десять лет, ни за что, ни про что.

– Вам-то покуда знать?

– Так вот, когда бабка? – дед к старой обернулся.

– На Пасху, как раз было, – подсказала бабка.

– Во-во на Пасху, проходил один скиталец мимо деревни, его поймали, в острожную свезли. А он оказался обычный паломник, шел в монастырь помолиться. Вот и скажи. Они ведь ни Бога никого не боятся. Главное людей побольше собрать, да на постройку нового дворца какого пустить, или лес валить, тоже кто-то должен. А это всё-таки бесплатная рабсила.

Степан задумался, картошку жуёт, сам на деда с бабкой посматривает, а они на него.

– Так что ж мне, если утерял я бумагу. Вот дойду до центра, там обращусь. Выдадут новый документ.

– Э, ты пока до туда дойдёшь, так три раза сцапают. Оттого говорю, оставайся да живи сколь хочешь. Никто плохого слова не скажет. Деревня у нас хорошая, барыня душевная. К нам сюда почитай и носа не кажет. Молодая. Хорошая у нас деревня, что говорить.

Подумал Степан, поразмышлял, да и решил, чего по городам шататься, когда здесь и крыша, и еда, и люди опять же неплохие. А не понравится, уйдёт ежели чего.

Тётка Анастасия Павловна, трусцой бежала по улице, даже не стараясь сохранить лицо перед прохожими, что провожали её удивлёнными взглядами. Так взволновала её услышанная на рынке новость.

– Варя! – закричала она уже с крыльца. – Варюша, ты где, давай сюда скорее!

Раскрасневшаяся тётушка вбежала в гостиную, дёрнула тесёмки шляпки, скинула её и бухнулась на диван, раскинув руки в разные стороны.