Порой, во время споров или не дай бог, каких обид, могла кинуть сгоряча слово неверное. Так потом по неделе друг к другу носа не казали. Но соскучившись Варвара, снова ехала к подруге. Скучно с теткой, да по городу проехаться нужно, вот и выходило, больше никакого развлечения.

А ещё потому, что много городских новостей Даша знала, потому как выходила по гостям. С родителями. Варвару же, по недавнему вдовству в развлечения не звали, не положено. А что же – не положено, когда молодая душа музыки просит, танцев, званого обеда или ужина, да фортепианной игры, да пения.

Вот и страдала Варя в своём доме почти запертая, в общество не входящая. Вот если бы появился муж у неё новый, закончилось бы вдовство опостылевшее, в одночасье. И пошла бы жизнь более весёлая.

– Ох, и тоскливо мне в доме сидеть, одна радость к тебе наведаться.

– Понимаю, – в сочувствии вздыхала Дарья и тут же восклицала, – а давеча у Супруновых, страсть как весело было. Даже Степан Прокопыч Беликов были. Так мы с ними отплясывали, даже маменька меня потом стыдили, мол, раскраснелась. Негоже.

– Он тебе нравится, никак?

– Да я не знаю вообще, кто мне нравится. Вижу я, как Степан Прокопыч смотрят. С огнём даже смотрят, да только не чувствую я к нему притяжения. А вот Сидор Харитоныч, который к тебе захаживал, за Сонечкой Волковой теперь приударил. Дак та, возможно даже и не против. Только вот капиталов у него совсем нет. Потому, не думаю, чтобы родители её знакомство близкое с ним позволили.

– Так ему и надо, слишком он пронырливый. Мне сразу не понравился. Всё вынюхивает, всё высматривает. Нет, не такого я хочу…

– Знаю, знаю. Чтоб красивый был. Только где ты его, того красивого, сыщешь?

Дарья вздохнула и затихла ненадолго.

Всего только развлечение у Варвары, что с приятельницей визиты, да городских кавалеров обсуждать.

Было одно, не слишком приметное для города обстоятельство, о котором если бы не случившееся по этому поводу событие, мы бы даже не упомянули, так всё хорошо и ладно, в городке том складывалось.

Дело было вот как. На одной из окраин уездного города К, располагались деревянные бараки, для этапированных каторжных, что по той или иной причине перемещались от города к городу. Направлялись они на строительство, будь то дорог, или на рубку леса, или ещё для какой государственной надобности, чтоб в полях не ночевать, строились по-над городками бараки. Так как стояли они в большом отдалении, от жилых построек, то никоим образом на жизнь горожан не влияли. Многие годы в городке, о таком обстоятельстве мало кто заговаривал. Иные даже не знали, что там, с западной стороны окраины находится.

Но в конце апреля случилось событие, которое не только заполонило город слухами, но ввело горожан в состояние молчаливого страха. По крайней мере, на какое-то время.

Обычно случалась колонна каторжников где-то раз в месяц, два. Нечасто. А если кто встречал по дороге в город такое обстоятельство, тот поскорее старался его оминуть. Мол, негоже человеческой болью любоваться. Случались правда и любующиеся, но таких мало. Так вот, пришла в тот месяц колонна и на какое-то время в том бараке застряла. То ли путаница получилась с отправкой, то ли задание сменили и теперь, назад нужно было возвращаться. Задержалась колонна, сначала на неделю, а потом вторая пошла. И вот, на второй неделе, случился в городке большой переполох.

На рынке мальчишки кричали, бегали, размахивая местной газетёнкой:

– Каторжник сбежал из-под ареста! Каторжник! Каторжник в городе! Каторжник! Кандалы снял и убёг!

В придачу ко всему, солдаты прочесывали город в надежде отыскать беглого. Стучали в дома, в избы. Весь народ всколыхнулся по такому необычайному поводу. И хорошо бы если нашли. Так – нет же. В округе обыскались, но даже следа беглеца нигде не было. Сгинул, пропал.

То да сё, пришла депеша отправляться колонне в В., пришлось выдвигаться. Наказано было местным жандармам, не терять бдительность и дело поиска продолжить. Уже тем самым, что каторжника отыскать так и не удалось, народ городской был напуган до такой степени, что теперь в каждом незнакомом обличье всем без исключения – каторжник виделся. Бывали доносы. То на одного укажут и его к разбирательству притянут, то на другого. А если человек вдруг без документа оказывался, по какой причине, то и вовсе могли задержать на дознание, пока кто-то о нем не кинется и не докажет.

Неразбериха началась в городе совершенная. Людей порой на улице хватали да в участок вели. А город слухами всё больше распалялся, всё сильнее. Ежели, какое происшествие, или не приведи бог, преступление всё на каторжника валилось. Мол, всё он ходит где-то, прячется.

А дворники сильнее всех старались, как кто чужой в поле зрения появиться, так тот давай в свисток свистеть. Много раз ошибка выходила. Извиняться приходилось по вине бдительных дворников, но с другой стороны чего извиняться, ежели не преступник, докажи кто таков.

Так прошла неделя, другая, а разговоры о каторжнике беглом всё не затихали. В доме у Варвары всякий день тётку слышно:

– Марья, ставни проверь два раза, как закрыла. Не то придёт каторжный, влезет в дом не дай-то бог, – кричала тётушка на служанку, – Господи спаси, помилуй, – быстро крестилась она на образа, – когда ж поймают его окаянного, ведь весь город всполошил ирод. Не то, по улице пройтить страшно. Я как иду на рынок, так во все стороны озираюсь. А то, знай, выскочит с топором, да прибьёт.