— Не в ту сторону идете! — солдат скривился. — Имейте в виду, я вас еще не пристрелил только потому, что вы, вроде как, не пытаетесь сопротивляться, иначе в каждом бы уже по пуле сидело!

— За что?! — притворно изумился я.

— За все! — солдат махнул стволом винтовки в сторону общежития. — Там весь мой отряд остался! Вы, херовы демоны, всех их положили!

— Это не мы. Мы были здесь.

— Да похеру мне — вы или не вы! Вы все одинаковые! Так что считаю до трех, и, если вы не сдвинетесь с места, я нахрен стреляю! Раз!..

Я коротко глянул на Нику, и покачал головой, призывая ее не вмешиваться. Если она сейчас рассвирепеет и трансформируется, она уже не остановится — тормозов у нее банально нет.

Но я по-прежнему не хотел ввязываться в этот бой. Даже если меня в него будут тянуть насильно, я приложу максимум усилий к тому, чтобы никого не убивать.

— Два! — процедил солдат, поднимая винтовку.

Мои руки не оттягивали три с лишним килограмма винтовки, поэтому я их вскинул быстрее. Сразу в стойку — левая вытянута, правая согнута кистью возле уха. Лук появился в руках уже натянутым, и уже со стрелой на тетиве, смотрящей в землю передо мной.

Глаза солдата расширились, и он выжал спуск, даже еще не до конца подняв оружие и уж тем более не досчитав до трех.

Но я выстрелил раньше.

Грохот длинной очереди ударил по ушам, винтовка плюнула потоком свинцовых шершней, но все они моментально увязли в куполе, вспухшем из того места, куда я выстрелил стрелу. Замедлившись до такой скорости, что их можно было бы легко обогнать шагом, пули поползли сквозь купол, как деловитая вереница муравьев по пути к муравейнику.

Я бы очень хотел этим ограничиться, и ничего больше не делать, но я не мог себе этого позволить. Через несколько секунд защищающий нас купол исчезнет, и солдат получит открытую линию огня, упирающуюся в наши с Никой спины. И в этот раз, — не сомневаюсь, — он откроет огонь без промедлений.

При этом даже лишить его оружия — не поможет. Совсем недалеко на телах его коллег лежит добрый десяток таких же штурмовых винтовок — подходи и бери.

Поэтому, скрепя сердце, я натянул лук еще раз и выстрелил в солдата. В ногу. В ступню.

В отличие от вражеских пуль, моя стрела легко прошила купол, попутно разбив одну из них в мелкое крошево, и вонзилась в жесткий черный ботинок, пришпиливая его к земле.

Надо отдать должное солдату — он даже секунду игнорировал повреждение. Дострелял до конца магазин винтовки, и только потом рухнул на бок, не в силах стоять на поврежденной ноге. Теперь он еще долго не сможет на ней стоять, ведь вместо обычной стрелы с гладким наконечником в этот раз я выстрелил точной копией тех стрел, которые в прошлой жизни использовал для убийства без всякой праны — с толстым и тяжелым трехлезвийным наконечником, который рвет кровеносные сосуды и легко ломает тонкие кости, при этом деформируясь и нанося еще больше повреждений.

Я мог бы зарядить стрелу так, чтобы она взорвалась, вонзившись в цель, но для солдата это означало бы гарантированно остаться инвалидом, а то и умереть от потери крови в очень скорой перспективе. Сейчас же у него есть все шансы через время вылечиться и даже не сильно пострадать в будущем. Если он не будет лезть на рожон.

Даже не в состоянии стоять, даже наполовину ослепленный болью, солдат все равно пытался в положении лежа перезарядить свою винтовку. Он уже нашел магазин в кармане на разгрузке, но никак не мог его выдернуть — не замечал того, что магазин прихвачен сверху резинкой. Все тянул его вверх, пальцы соскальзывали, он беззвучно матерился и хватался за него снова. Понять, что идет не так он не мог — он туда не смотрел. Он просто не мог оторвать свой полный ненависти взгляд от меня.

Я подошел к нему, обойдя пузырь, пули внутри которого уже практически прошли насквозь, и наступил на винтовку, не давая ее поднять. Второй ногой пихнул солдата в грудь, опрокидывая на землю, нагнулся, отцепил оружейный ремень от оружия, поднял его, размахнулся и отшвырнул так далеко, как только смог. Посмотрел на набедренные ножны, немного подумал, вытащил из них нож, срезал ножны с пояса, и вместе с ножом забрал себе — еще пригодится.

— Сука… — прошипел солдат сквозь зубы. — Знал же, что надо в спину стрелять! Ублюдок…

— Я могу убить тебя прямо сейчас. — спокойно сказал я. — Но я не буду этого делать. Именно потому что я не ублюдок и вообще не тот, кем ты меня считаешь… Кем бы ты меня ни считал. Я никому не хочу зла, и, если бы ты дал нам спокойно уйти, ничего бы не было.

— Рассказывай. — усмехнулся солдат. — Лучше добей меня, потому что иначе вам обоим будет хуже!

— Хуже, чем сейчас? — улыбнулся я. — Валяй, будет интересно посмотреть.

Я развернулся и пошел обратно к Нике, которая стояла и невозмутимо рассматривала ноготь, словно прикидывая, когда будет пора записаться на маникюр.

— Идем. — я мотнул головой, проходя мимо.

— Угу. — отозвалась Ника. — А ты уверен, что нам не повредит это?

— Ты о чем?

— Ну, то, что он делает. — Ника кивнула на солдата.

Я остановился и обернулся.

Громко зашипело, сверкнуло красным, и из руки раненого в небо устремилась дымная красная ракета. Отбросив в сторону пустой тубус, солдат поднял на нас ненавидящий взгляд и усмехнулся бескровными губами:

— Ну что, твари? Говорил я, что будет хуже. Теперь уже ничего не изменить, даже если убьешь меня.