– Миссис Антонова, – тихо сказал я стоящей рядом «мамочке», – не могли бы вы представить нас мистеру Бережному? Не из праздного любопытства ищем мы этой встречи, а только ради общей пользы.

– Хорошо, Роберт, – ответила она, – это случится сразу после парада на торжественном обеде в здании Советской Военной Администрации [1] . Тебя устроит такой вариант?

– О да, мэм, – сказал я. – Кстати, мистер Бережной говорит по-английски, или нам понадобится переводчик?

– Не беспокойся, Роберт, – ответила мне «мамочка», – Вячеслав Николаевич – по прежней службе офицер Главного Разведывательного Управления, а потому прекрасно владеет языком вероятного противника…

Эти слова «мамочки» привели меня в смущение, а в чем-то даже и в ужас. Если мистер Бережной с самого начала своей военной карьеры был приучен ненавидеть американцев, то Боже, спаси Америку – в том случае, если этот человек будет давать свои советы дядюшке Джо. В свете этого знания лязгающая перед трибуной бронированная мощь, танки, боевые машины и самоходные орудия выглядели уже несколько по-иному – как возможная угроза, а не только средство решить японскую проблему. Но тем важнее встретиться с этим человеком и понять, насколько мои опасения соответствуют истине. Я надеюсь, что, когда дядюшка Джо порешает все свои дела в Старом Свете, значение мистера Бережного уменьшится, и в то же время возрастет важность мистера Ларионова и миссис Антоновой, с которыми мы уже сумели найти общий язык.

20 сентября 1943 года, час пополудни. Германия, Берлин, Советская Военная Администрация (дворец Кронпринцев).

Командующий первым мехкорпусом ОСНАЗ генерал-лейтенант Вячеслав Николаевич Бережной.

И вот мы победили. Чистый профит от нашего участия в войне: минус полтора года и минус шестнадцать миллионов погибших, в плюсе – продвижение не до Эльбы, а до Атлантики и возможность включить все эти территории в состав СССР, минуя стадию «стран народной демократии». Константин Константинович (Рокоссовский) рассказывал, что примас Испании, архиепископ Толедский, торжественно вручая ему, как советскому наместнику, государственные регалии испанского королевства, назвал Иосифа Виссарионовича христианнейшим королем. Правда, Адик умудрился начудить не по-детски, придумав этот дурацкий культ нового арийского бога, но и с этой проблемой мы справились вполне приемлемо. Теперь Европа не только побеждена военной силой, но и уничтожена морально. Один Папа Римский цветет и пахнет – как наш главный союзник. Моя совесть, вполне удовлетворенная таким результатом, говорит, что «сделано хорошо». Теперь главное – ничего не запороть, ибо, когда смолкают пушки, изо всех щелей на руководящие посты начинает выползать разная откормленная мерзость, пересидевшая горячее время в ташкентских и новосибирских эвакуациях.

От этих мыслей меня оторвала Нина Викторовна Антонова – она подвела ко мне трех молодых людей «в штатском».

– Знакомься Вячеслав Николаевич, – сказала она по-английски, – вот эти три молодых человека – будущие светочи американской литературы и неофициальные спецпредставители президента Рузвельта по вопросам государственного строительства. Вот тот, с тонкими усиками, похожий на киношного Ретта Баттлера – это Роберт Хайнлайн, рядом ним – Леон Спрег де Камп, а третий молодой человек – это Айзек Азимов.

Кто-нибудь еще, услышав подобное, наверное, затопал бы ногами и завопил: «Пиндосы!» и кинулся расстегивать кобуру пистолета. Но я не кто-нибудь, а эти трое уж точно не были пиндосами нашего времени. Хотя немного внешней суровости тут явно не помешает. Уже сложившееся реноме следует поддерживать.

– Очень приятно с вами познакомиться, джентльмены, – сказал я с вежливой улыбкой голодного тигра. – А теперь скажите, что привело вас к старому солдату, чья рука устала рубить врагов своего Отечества?

– Мистер Бережной, – сказал Ретт Батлер (тьфу ты, Роберт Хайнлайн), – мы опасаемся, что в числе врагов вашего Отечества однажды окажемся и мы, американцы…

– Ну кто ж вам доктор, мистер Хайнлайн… – пожал я плечами, – не оказывайтесь, и будет вам счастье. До тех пор, пока ваши политиканы не пытаются вмешиваться в дела остального мира, они нам тоже не интересны. А вот если начнется то, что было в нашей истории, тогда кто не спрятался, я не виноват. Я полностью согласен с мнением присутствующей здесь Нины Викторовны, что двум нашим нациям стоит жить мирно, дружно, но несколько порознь, но при этом сомневаюсь, что это реализуемо…

– Но почему, мистер Бережной? – спросил Леон Спрег де Камп.

– А потому, – ответил я, – что главным драйвером американской политики, неважно внешней или внутренней, является безудержная алчность капитанов вашего крупного бизнеса, желающего весь мир превратить в свою кормовую базу. А это те же причиндалы, что и у Гитлера, только вид в профиль. Могу вас уверить, что если после капитуляции Японии ваше государство не свернет свои военные программы, то мы все поймем правильно, невзирая на то, кто будет сидеть в Белом Доме. И тогда пишите завещание потомкам, если они у вас еще будут.

– Да, мальчики, этот так, – вздохнула товарищ Антонова, – и мы с вами по этому поводу уже говорили. Мы люди злые и недоверчивые, и Вячеслав Николаевич – самый недоверчивый из нас. Такая уж у нас общая история…

– Но тогда, мэм, какой смысл в нашей работе, если вы и без того знаете все наперед? – спросил Роберт Хайнлайн.

– Смысл есть, Роберт, – ответила она. – Сначала следует попытаться решить все вопросы «по-хорошему», и только в случае неудачи переходить к силовому противостоянию. И это мы с вами тоже уже обсуждали, как и то, что Советский Союз никогда не станет инициатором конфликта, если его к тому не вынудят. Мирное соревнование двух систем гораздо предпочтительней новой мировой войны.