25 сентября 1943 года, 11:15.Рим, Ватикан, Апостольский дворец, Папские апартаменты.

Комиссар госбезопасности 3-го ранга Нина Викторовна Антонова.

– Итак, синьора Нина, – сказал Папа при нашей новой встрече, – я обдумал предложения господина Сталина, и пока ничего не могу сказать. Как-то это все неожиданно…

– Понимаете, Ваше Святейшество, – сказала я, – у меня такое ощущение, что все, чего мы добились, покоится на зыбком песке. Не откладывая ни на минуту, следует засучить рукава и начать вбивать в берег сваи и заливать фундамент бетоном. Иначе в кратчайшие сроки все вокруг поплывет. Более-менее спокойного времени нам дано только до того момента, когда разрешится японская проблема. Потом нас начнут прощупывать на прочность со всех сторон, и Италия, где после краха монархии до сих пор нет даже намека на государство, может оказаться одним из самых уязвимых мест. Промышленный Север един, и готов по первому призыву встать под знамена социалистов и коммунистов, а вот Юг аморфен и находится под влиянием местных неформальных лидеров, иначе именуемых мафией. Единственная сила, имеющая авторитет в самых широких кругах тамошнего общества, тот цемент, которым можно скрепить сыпучий песок – это ваша Святая Матерь Римско-Католическая Церковь.

Папа задумался, а потом спросил:

– Синьора Нина, неужели ваше руководство желает, чтобы мы расширили Ватикан на всю Южную Италию? Не слишком ли радикальным покажется этот шаг вашим союзникам коммунистам?

– Да нет, Ваше Святейшество, – иронично усмехнулась я, – статус Ватикана должен оставаться неизменным. Это государство представляет не одних только итальянцев, а католиков всего мира, и ценно именно в этом качестве. Никому же не придет в голову присоединять к Ватикану Аргентину, Венесуэлу, Чили и Никарагуа, хотя в этих латиноамериканских странах католическая вера сильна не меньше, чем на юге Италии. Мы даже не хотим делить Италию на Юг и Север, тем самым подрывая зыбкое национальное единство страны… Наше идеальное решение для Италии заключается в другом. В настоящий момент мы ведем активную работу по сколачиванию из социалистической и коммунистической партий Объединенной Социалистической партии. И это одна, левая сторона медали. Второй, правой стороной должна стать возрожденная Народная партия, а вот с ней не все так ладно, как хотелось бы. Во-первых – хотелось бы более внятной политической ориентации этой партии в пространстве. Вы можете себе вообразить некоммунистическую партию коммунистов? Я, например, нет. А вот некатолическая партия католиков – это как раз про вашу Народную партию…

– Синьора Нина, неужели вы хотите, чтобы Святой Престол взял на себя прямое политическое руководство подобными структурами и превратился в некое подобие католического Коминтерна? – с иронией спросил Папа.

– Вот именно, – ответила я, – а то там у нас мы насмотрелись на «христианские» партии, ратующие за однополые браки и «права» геев и лесбиянок. Ничем хорошим такое извращение кончиться не может. Кроме того, как стало известно нашим людям, руководство возрождаемой Народной партии нацеливает эту структуру на противоборство социалистам и коммунистам, а это в корне неправильная стратегия. Соперничать партии могут только в момент предвыборной кампании, но как только в урну брошен последний бюллетень, это соперничество во имя блага вашей Италии должно сразу превратиться в сотрудничество. Ваше пасторское внушение в этом деле будет гораздо предпочтительнее нашего вмешательства, а то ведь всех самых буйных неожиданно можно арестовать и после короткой процедуры выслать туда, куда еще не ступала нога честного католика.

– Предположим, вы правы, синьора Нина, – хмыкнул Папа, – но должен вам сказать, что не все христиане в мире являются католиками…

– А вот тут следует разбираться в том, настоящие это еще христиане или уже поклонники золотого тельца, – парировала я. – В той же Германии более-менее достойное сопротивление сатанизации оказали только католики, а остальные как бараны пошли за своим вождем прямо в адское пекло. К тому же, разговаривая с вами сейчас, я не имею в виду весь мир вообще, а только ту его часть, где сильны позиции вашей Святой Матери Церкви. В других избушках будут свои погремушки.

– Та все же, синьора Нина, какой мир вы хотите получить в итоге всей своей деятельности? – спросил Папа. – Я же вижу, что у вас имеется если не конкретный план, то какой-то образ желаемого мира.

– Мир должен быть быстро развивающимся, – сказала я, – лишенным присущих дикому капитализму язв голода, нищеты и безграмотности, а также наполненным истинно христианским милосердием – там, где это уместно, – и марксистско-ленинской справедливостью – там, где необходимо. А то, знаете ли, Ваше Святейшество, некоторые жирные коты, чья мошна лопается от переполняющего ее золота, просто жить не могут без окружающей их нищеты. Подал такой богач мелкую монетку голодному сироте – и чувствует себя почти праведником. А потом приедет к себе в контору и с чистейшей совестью придумает что-нибудь такое, маркетинговое, чтобы таких сирот стало больше и были бы они еще голоднее. И это не карикатура из журнала «Крокодил». Общее благосостояние мира меняется очень медленно и неравномерно, и поэтому сверхприбыли одних – это всегда нищета для других. Мы не сторонники уравниловки, просто из мирового обихода должно исчезнуть слова «сверхдоходы», «сверхприбыли» и «сверхбогатство». Поэтому к голодным сиротам должно быть проявлено милосердие на государственном уровне, а к жирным котам, если они не поймут, что теперь нельзя совать пять пальцев в рот – такая же государственная справедливость. Если некоторых людей не пугают загробные мучения, то, значит, ад им необходимо устроить еще при жизни. И это, между прочим, крайне актуально для вашей Италии, потому что здесь, если судить по нашей истории, деньги, выделенные на государственные и муниципальные нужды, разворовывались самими чиновниками или политиками наполовину, или даже на две трети. Такой безудержной алчности людей, дорвавшихся до общественных средств, не было больше нигде в Европе. А там где алчность, там и Сатана.

– Пожалуй, я вам поверю, синьора Нина, – проскрипел Папа, – человек по своей натуре слаб и жаден. Лишь немногие способны заглушать в себе голос алчности, похоти и свирепства, и это нас премного огорчает.

– На самом деле таких людей немало, – сказала я, – но до самого последнего времени не они решали судьбы мира, и именно это мы хотим изменить в первую очередь.

– Аминь, синьора Нина, – вздохнул Папа, в душе и себя относящий именно к этим «немногим», – вы меня уговорили. Я напишу свое пастырское послание синьору де Гаспери, обозначив в нем пределы, в которых может колебаться политика его партии, если она хочет пользоваться авторитетом нашей Святой Матери Церкви. Вы исполняете свою часть Конкордата, а мы исполним свою.

29 сентября 1943 года, четыре часа пополудни. Германия, провинция Остмарк, Вена, жилой комплекс на Энгельс-плац (бывшая Петер-Абель-плац).

Клара Лангердорф, 25 лет, вдова, репатриированная жительница города Вены и домохозяйка, бакалавр исторических наук.

Я снова дома. Бои в Вене отгремели, потому что солдатам Лотара Рендулича больше не за что было сражаться, и обитательниц фраулагеря Шопрон-один стали потихоньку распускать по домам. К тому времени мы уже знали, что победители забирают Германию себе всю целиком, и нисколько об этом не жалели. Предыдущий властитель бросил нас в огонь как ненужную ветошь, зато господин Сталин, как рачительный хозяин, подобрал, подлатал, и теперь ищет способ половчее приспособить к делу. Чтобы мы могли объясняться с новым начальством, всех обитательниц фраулагеря принялись обучать русскому языку. У кого-то это получалось лучше, у кого-то хуже; лично я за три месяца научилась довольно сносно объясняться на языке победителей.

Всадники Апокалипсиса проскакали мимо меня, Германия перевернулась через голову, оборотившись частью России, и мне теперь предстояло устраиваться в этом новом и непонятном мире. Кроме всего прочего, русские власти весьма неодобрительно относятся к тем, кто проводит свою жизнь в праздном безделье, считая, что каждый должен зарабатывать себе на жизнь в поте лица – неважно, будет этот труд физическим или умственным. А я, в отличие от большинства своих товарок по фраулагерю, была способна на большее, чем жарить мужу котлеты, потому что, как-никак, закончила университетский бакалавриат. Мне уже поступило предложение, окончив специальные учительские курсы, пойти работать педагогом в начальную школу. Как сказал мне падре Пауль, педагоги, которых назначили еще нацисты, и которые не были изгнаны из школ с переходом к поклонению Сатане, годятся только на то, чтобы передать их русскому НКВД и забыть об этих людях.