К сожалению, подготовиться не успела. К тому же то ли не выспалась накануне, то ли наоборот, выглядела слишком взволнованно, но жюри ее обаяния не оценило, да и прибалтийский акцент комиссии не понравился. (Не такой он был и заметный, но Фрида специально немного форсировала, чтобы добавить себе яркости, неординарности.) Не понравилась экзаменаторам и та небрежность, с какой абитуриентка отнеслась к тексту, слишком увлекшись эмоциями. И хотя это был провал, Фрида не слишком переживала. В Риге и Ленинграде, — везде и всегда она была звездой, и уже знала, что рано или поздно займет свое место на небосклоне. А тому, кто сейчас ей мешает, останется лишь беспомощно оправдываться, только кто ж его послушает.

Но когда от Нюши Горской пришло письмо с милыми девичьими откровениями о том, что у нее появился жених, одобренный Антоном Андреевичем, — перспективный молодой человек с квартирой и машиной, — Фрида забеспокоилась.

Еще со школы она знала, что обращает на себя внимание молодых людей, однако ставить свое будущее в зависимость от замужества казалось ей немыслимо, недостойно истинной женщины. Но что толку от такого благородства, если оно никак, ничем не подкреплено? Вот выйдет Нюша замуж, и все эти квартиры, машины, дачи, рестораны, — все это станет ее личным, Нюшиным, достоянием. Да, пусть мещанским, слишком материальным, — но с чем к тому времени подойдет Фрида? Чем она будет хвастаться? Тем, что провалила единственно важный в жизни экзамен и представления не имеет, что делать дальше? Для Фриды это казалось недопустимо, к тому же воображение было раскалено, — где-то уже ждала сцена, а может, и съемочная группа, оставалось придумать, как туда добраться, как не останавливаться на пути к вершинам. И Фрида спешно поступила в институт культуры на методиста клубной работы.

И пусть это был не Театральный, пусть какой-то «кулек»[92], но все только начиналось: менялось время, менялась страна, менялась жизнь института (что и позволило Фриде успеть на экзамены), ожидались открытия новых, куда более «театральных» факультетов, прокладывались всё новые и новые тропинки между институтами, театрами, кино- и радиостудиями, творческими объединениями и организациями, предоставляя все больше возможностей молодым, уверенным в себе людям убедить в своих талантах уважаемую публику. А убеждать Фрида умела.

Что же до самой жизни, — когда-то в детстве Фриде хватило духа определиться с родиной, что же помешает ей, став взрослой, определиться с образом жизни? В конце концов, картинки деревенского быта, жизнь провинциального городка, русская глубинка — вот что, по ее мнению, породило мировоззрение Полины Васильевны. Полная жизни красавица-Рига, с ее непростыми тайнами и европейским лоском, и царственный Ленинград, с неукротимым столичным духом, окруженный ореолом величия, — вот два города воспитавшие Фриду. И пусть пока она вынуждена была прислушиваться к Полине Васильевне, но уже твердо знала, что однажды вылетев из материнского гнезда, жить будет совершенно иначе, по-своему, и никто, никогда не посмеет ей указывать как жить, к чему стремиться, о чем мечтать.

Глава 14. Ленинград советский

Зимы в Ленинграде долгие, очень долгие. А все из-за темноты. Уж и февраль к концу подойдет, и день прибавится, а за окнами — сумрак да хмарь. Уж и на март перевалит, и потеплеет, — а небо по-прежнему свинцовыми тучами обложено, и хоть бы маленькая просинь показалась. Уж и на весну прогнозы строят, перелетных птиц ждут, — а на улице угрюмо, неприветливо, мрачно, и кажется, никаким ветрам этих туч не прогнать. Но однажды блеснет вдруг подзабытое солнышко, разрисует город яркими ромбами, — и в сердце радость всколыхнется, и верхушки деревьев золотом засияют, и сам воздух затрепещет, заволнуется, наливаясь весенними ароматами. И пусть ненадолго это солнышко, через минуту-другую скроется, — а душа все равно ликует-радуется: идет весна, близится.

И хотя люди поопытнее, постарше о коварстве первого солнца всегда особо предупреждают, молодым это не интересно. Молодость — это ж весна жизни, здесь все вокруг солнца вертится. А в юности Фриды весны и вправду поболее было, чем в прежние годы. Сначала цензура смягчилась, а после того как Вождя на самых верхах критиковать стали (пусть он и возглавил советский народ в Великой Отечественной, пусть и сделал Союз могущественной, сильнейшей державой, но какой ценой!), — кто бы не разглядел окончания суровых времен, кто бы не задумался о грядущих послаблениях. Тут уж и самые осторожные принялись нащупывать пределы новых дозволенностей. А молодежь и вовсе о переменах заговорила и даже дерзить начала.

Да еще Фестиваль молодежи и студентов в Москве задору добавил. Столько впечатлений и красок, столько новизны, и не только в Москве, что пусть и длился он недолго, но после многолетней привычки к серым пустынным улицам, возможность запросто встретить праздно гуляющую компанию иностранных студентов или делегатов, вдруг и сходу ввязаться с незнакомцами в разговор, застрять с ними в каком-нибудь неприметном кафе до полуночи, обсуждая, например, музыкальные вкусы, — это потрясало юные души до глубины, в одночасье вознося их в мир неведомой ранее свободы и запечатлеваясь в сердцах на всю жизнь.

И пока одни недоверчиво искали в советских газетах намеки на будущие несчастья, молодежь спешила заявить, возглавить, создать, обозначиться так, как никому до нее в голову не приходило, чтобы сохранить, донести до людей хотя бы искру свободоносного потрясения, испытанного ею однажды. Вечера встреч, поэтические чтения, выставки, публичные дискуссии — в таких настроениях прошли все институтские годы Фриды. Фриды и Тайки.

Тайка, однокурсница Фриды, внешностью обладала диковинной, завораживающей: выразительные раскосые глаза, аккуратный носик, пухлые губки, темные волнистые волосы, и грация черной пантеры. Спросите, не слишком ли на Софи Лорен смахивает? Вот-вот! Весь институт так считал. Поэтому, хотя человеком она была хорошим, добрым, девчонки в общежитии стороной ее обходили, чтоб серыми мышками не казаться. А сама Тайка красоты своей будто не понимала, усердно училась, женихов не искала, — все вечера за книжками просиживала, пока с красавицей-Фридой не сдружилась. Тут уж к учебе активный досуг прибавился: походы в музеи, театры, на разные культурные мероприятия. Вдвоем оно и спокойнее, и интереснее было, и обсудить все-все можно, и просто по душам поболтать. Причем если Фрида любила и умела говорить, то Тайка любила и умела слушать.