– Может ты мне все-таки расскажешь, что у тебя здесь произошло? – Возбужденно заговорил Петрович.

– Конечно, все расскажу, ты не переживай, Паша, – ответил я и, похлопав товарища по плечу, усадил его обратно в кресло.

Я не обманул Петровича и начал рассказывать ему свои ночные видения с самого начала. Как я встретился с маленькой Алиной в сквере, о том, как долго мы гуляли с ней по его осенним аллеям и про то, как она вдруг оставила меня, войдя в красный куст. Я не утаил от него и то, как необычное растение с красной листвой, раскачивая своими ветвями, издавала звуки небесной музыки. Напомнил я ему и о встречи с ним, у заброшенного здания кафе.

Петрович меня слушал внимательно и не перебивал, а я напомнил ему о его ночном звонке на стационарный телефон.

– Да, не звонил я тебе! – Возразил он, а я продолжил:

– Как же так, Петрович? Ты же мне сообщил, что встречался с незнакомкой, а мне посоветовал дожидаться ее дома.

– Не звонил я, ей Богу! – Оправдывался Петрович.

– Да, ладно, это теперь не столь важно, – ответил я и продолжил, – важно то, что она вскоре появилась у меня в комнате, и взялась она, Павел Петрович, ниоткуда…

Петрович замер в ожидании рассказа, а я подошел к столу, где лежала рукопись и, указывая на стул у компьютера, заявил:

– Вот здесь она сидела и смотрела рукопись романа. Мы долго молчали. Я не решался нарушить паузу, а она, повернувшись ко мне, сказала, что там, где речь идет о переживаниях журналиста, желательно включить его стихотворение, адресованное его дочке.

– Что за стихотворение? – Осторожно спросил Петрович, будто боялся сбить меня с темы, – это то четверостишие, что ты мне читал?

– Нет, это другое, – ответил я и продолжил, – есть у него небольшое стихотворение, посвященное Алине. Конечно, это далеко не Лермонтов и не Блок, но за душу берет. Да, я тебе его сейчас прочитаю.

Я стал рыться в бумагах на столе, а Петрович спросил:

– А, что тебя толкнуло написать свой роман? Ты же не писатель?

– Большое желание рассказать людям, то что я узнал за время пребывания в другом мире. И это, Петрович, даже не совсем моя воля, это скорее наказ, пожелания сверху… А писателем я уже был, был и поэтом, я даже помню некоторые свои произведения, правда это было давно. Тогда, когда я страстно любил одну женщину.

– Ты любил? А ну, расскажи.

– В другой раз, Павел Петрович, а сейчас лучше послушай стихотворение нашего журналиста.

Я взял листок и стал читать:

«Еще дышу и все мечтаю,

Что ты придешь и надо мной,

Мой луч надежды замерцает,

Я буду знать, что ты со мной!

Но время быстро пролетает.

Дышать и жить мне все трудней.

Надежда встречи увядает,

И растворяет образ твой.

Ты с каждым днем все дальше, дальше,

Тебя теперь мне не догнать.

В твоих словах все больше фальши,

Мне лучше б этого не знать.

Ведь для меня ты – добрый гений!

Мой лучик солнца золотой!

Мой воздух чистых вдохновений,

Моей надежды добрый звон!

Прощай любовь, прощай надежда.

Я больше жить так не могу.

Я ухожу и может вечность,

Вернет мне девочку мою!».

Мы помолчали и Петрович спросил:

– Почему же он с ней не поговорил, не объяснился?

– Я думаю, Паша, что он не хотел увидеть в ней то, чего боялся увидеть. А так она для него осталась доброй и лаской дочкой. Но они потом обязательно встретятся, он же не зря напомнил о вечности.

– Да, Витя, ты не только хороший писатель и рассказчик, ты еще большой философ и психолог, это я тебе, как специалист говорю.

– Я, конечно, польщен твоими комплиментами, но давай, Павел Петрович, вернемся к нашей загадочной незнакомке.

– Ну, и чем закончилась ваша встреча? – Спросил Петрович.

– Закончилась она, Паша, так же внезапно, как и началась. На прощание Алина взяла мою руку и вдруг заглянув мне в глаза, попросила прощения за эту глупую и высокомерную девчонку.