Шрифт:
Это только кажется, глядя на опытного писца, что писать, вдавливая палочку в глину, легко. Стоит на секунду замешкаться, и глина прилипнет к палочке или поползет вслед за ней, сдвигая и уродуя все рядом расположенные значки. Палочки для письма надо делать из очень твердого дерева, а грани должны быть под строго определенным углом, иначе ничего не получится.
– Любое, даже самое, казалось бы, простое дело требует умения, знаний, таланта, – согласился с ним Никлитий.
– Вы абсолютно правы, молодой человек, – продолжал главный библиотекарь, – а сколько сложностей потом, когда текст уже нанесен. Надо и правильно высушить плитку, и правильно обжечь, и хранить ее тоже надо правильно. Теперь молодые писцы не знают всех этих тонкостей. Одних учат писать, других обжигать, третьих раскатывать глину. Всего вместе уже не может почти никто.
– А что вы скажете о папирусе? – спросил его Андрес.
– Папирус?! – старик не то возмутился, не то переспросил. – Да разве это материал для вечности! На нем только торговые счета писать в лавках. А вы сами-то видели, как его делают из этих тростинок.
– Скажу честно, не видел, но слышал, – ответил Андрес.
– Ну-ка, ну-ка, расскажите, а я послушаю и потом скажу, обманывали вас или нет.
Андрес, незаметно подмигнув брату, как школьник перед учителем, начал рассказывать.
– Сначала стебель деревянной, а еще лучше костяной, очень узкой, острой палочкой разделяют на полоски. Чем тоньше полоска, тем лучше. Затем на столах эти полоски раскладывают и склеивают. Когда полоски склеят, а концы обрежут, сверху на этот слой наклеивают другой, в перпендикулярном первому направлении. Потом такой лист закладывают между двумя досками. На верхнюю доску кладут камень и выдерживают под прессом, пока лист не высохнет.
– Так, а чем склеивают? – спросил хранитель, почувствовав себя экзаменатором.
– Для склеивания на отмелях Нила берут со дна воду с тонким слоем ила. Им и склеивают.
– Замечательно, – старик радовался правильным и точным ответам Андреса, как своим личным успехам, – а какие столы применяют для склеивания?
– Столы специально наклоняют, чтобы избыток воды после приклеивания полосок стекал и не мешал листу склеиваться.
– Великолепно, и последнее, что хочу спросить, прессуют по одному листу?
– Нет, прессуют сразу по многу листов, по целой пачке, примерно по такой, – Андрес показал толщину, равную трем-четырем пальцам. – Потом листы высушивают и разглаживают обычно ракушками или костяными закругленными лопатками.
– Не буду спрашивать вас о сортах папируса, знаю, что вы правильно ответите. Знаю, скажете, что самый белый и качественный папирус получается из сердцевины папируса, что он самый широкий.
– А самый низкий сорт раза в два уже его и шириной примерно с ладонь, – закончил Андрес.
– Конечно, папирус проще получать, чем глиняные пластины. Легче и доступнее на нем и писать, но я его недолюбливаю. Не люблю я эти скрученные на палочках трубочки с лентами длиной во много метров, – продолжал хранитель. – Ни прочитать толком, ни переписать в одиночку невозможно. Один держать должен и читать, а другой писать. Чепуха какая-то.
– Зато писать можно проще и не только иероглифами, – сказал Андрес.
Хранитель на несколько минут задумался, потом заторопился, сослался на неотложные дела и покинул братьев, предложив им посетить его завтра.
На следующий день он восторженно рассказывал, как его после их вчерашней беседы осенило, и он за ночь придумал простой алфавит для письма. Вместо мудреных иероглифов.
– Любой мальчишка запомнит эти буквы и сможет через год учебы читать и писать ими и передавать все известные финикиянам слова, – восторженно рассказывал он Никлитию и Андресу.
Братья улыбались и радостно кивали.
– Вы абсолютно правы, надо этой азбуке учить именно детей. Когда они вырастут, то научат других и вскоре не только ученые, но и обычные смертные смогут и писать, и читать. Просто и доступно, – поддержал старика Андрес.
На следующий день на базарной площади глашатай уже объявлял приказ финикийского царя, что в обязанности главного хранителя библиотеки отныне входит обучение мальчиков, свободных граждан Финикии семи лет от роду, грамоте. А кто будет замечен в укрывательстве своих детей от обучения, того бить плетьми.
Так начиналось великое освоение алфавита.
У народов кочевых и скотоводов начинался он с буквы А – алев (бык), у земледельцев с а – алфи (ячменная мука).
Все было продумано для простого и легкого восприятия и запоминания.
И через пятьсот лет все Средиземноморье освоило эту великую премудрость. С ее помощью излагали свои мысли философы и записывали приходы и расходы торговцы. Она вошла в жизнь и стала ее неотъемлемой частью.
Светло-голубое утреннее небо с высокими, редкими облаками подчеркивало синеву моря. В Сидонском порту была обычная утренняя неразбериха. Хотя загружались и готовились к отплытию всего два сорокавесельных, округлых, как половинка скорлупы грецкого ореха, торговых судна, гул стоял невообразимый. В порт входил боевой корабль. Его узкий, вытянутый хищный корпус прошел стену, отделявшую гавань от моря и, разрезая волны, стремительно приближался к лучшему, специально для него приготовленному месту причала. Уже доносился равномерный, глухой ритм барабана, по которому сорок весел одновременно поднимались над водой и, описав в воздухе дугу, так же стремительно погружались в волны.