– Барнавирский, говорите? – Макс склонился над пеплом, принюхался, провел каким-то из своих артефактов. – Но ведь они способны возрождаться, верно? Не всегда, но способны.

Я отстранилась от Амин и посмотрела на Эжена. Возрождаться? Берт вернется?

Принц выглядел растерянным и несчастным. Он старался держаться как можно спокойнее, но я видела, что он горевал. Ему было больно – так же, как и мне.

Я не знала, что боль может быть настолько глубока. И надежда делала ее еще глубже и резче, прорезала острым лезвием по моей душе.

– Я не знаю, - произнес Эжен, и его лицо дрогнуло, как у ребенка, который готов разрыдаться. – Его отец вспыхнул, но вернулся через полгода. Дед не восстановился, ушел навсегда. А мать никогда не вспыхивала. Я не знаю, Лана.

– Мы ведь можем ждать? – спросила я, глядя на Амин и не видя никого. Берт надевал драконье кольцо на мой палец, улыбался из такого недостижимого вчера. – Мы можем надеяться, что он вернется, правда?

Эжен кивнул.

Я вздохнула, провела ладонями по щекам и каким-то чужим, слишком четким и звонким голосом сказала:

– Тогда мы будем ждать. Он вернется, я верю. А пока у нас слишком много дел, чтобы тратить время на слезы.

Солнечное утро скользнуло куда-то в сторону, и я потеряла сознание.

Конечно, отбор невест продолжился – правда, через три дня, когда все мы смогли опомниться и не то что бы смириться с потерей, а признать ее. Мной занялись Гаспар и Макс: после зелья, которое они сварили вдвоем, мне стало немного легче. Амин, которая не отходила от меня со старыми орочьими амулетами и заговорами, предложила написать письмо родителям.

Я отказалась.

Во мне воцарилась звонкая пустота – и, в отличие от рвущего на части горя, с ней можно было жить дальше. Я даже зашла в «Сласти и страсти»: купила чаю с апельсином и, уже выходя, услышала, как одна из продавщиц негромко сказала другой:

– И вот что так убиваться-то? Как будто двадцать лет вместе прожили и семерых детей нажили. Надо деньги считать! Там наверно состояние было – о-го-го.

Да, я теперь была вдовой – но то, что теперь я богатая вдова, мне стало ясно чуть позже.

Приехав в сады Алейны по приглашению Эжена через два дня после того, как Берта не стало, я увидела целую компанию господ в темно-синих костюмах – они смотрели на меня теми цепкими взглядами, которые даже слепой не назвал бы сочувствующими.

– Кто это? – спросила я, усаживаясь за стол рядом с Эженом. Меня снова начало знобить; если бы не принц, который горевал так же, как и я, то я совсем бы упала духом.

– Королевские нотариусы собрались, чтобы объявить последнюю волю Берта, - сообщил Эжен, и почти сразу же в кабинет ворвался немолодой дракон с целым облаком искр над головой. Он был в гневе, который был щедро замешан на презрении – увидев меня, дракон фыркнул, и искр стало еще больше.

– А! – рыкнул он. – Конечно! Она уже здесь!

– Сядьте, господин Фиоретти, - я даже посмотрела на Эжена, не веря, что у спокойного и добросердечного принца может быть настолько пугающий голос. – Госпожа Эленден вдова Берта, конечно, она уже здесь.

– Ха! – Фиоретти скривился, словно ему пришлось отведать чего-то исключительно мерзкого. – Вдова! Нет, вы только поглядите на нее! Прискакала делить то, к чему не имеет отношения!

У меня кровь прилила к лицу. На мгновение я почти задохнулась от того омерзения, которое шло от этих слов. Значит, во мне видели только корыстную бабенку, которая сумела окрутить лучшего друга принца и теперь собиралась наложить лапу на его состояние.

Если так пойдет и дальше, то мне еще и убийство предъявят. Поди знай, как там сгорают и оживают драконы.

За растерянностью и недоумением пришел гнев. Мне не нужны были деньги Берта. Я все бы отдала, лишь бы он вернулся – но во мне видели только жажду наживы.

– Судите по себе? – ледяным тоном осведомилась я, и это вызвало взрыв. Следующие десять минут, если верить большим напольным часам, Фиоретти орал о том, сколько сил он вложил в племянника, когда много лет назад привез ему леденец и погладил по голове. Я старательно придала себе скучающий вид и подумала, что начинаю оживать.

Берт вернется. Он обязательно восстанет из пепла, и тогда я расскажу ему, как Фиоретти брызгал слюной во все стороны – а потом мы посмеемся над этим, и страшная потеря окажется лишь сном.

Но до этого мне надо было еще дожить. Выпрямить спину и выстоять.

– Выслушайте последнюю волю своего племянника, - приказала я, и Фиоретти осекся. Видно, он считал, что в его присутствии я должна стоять по струнке и молить о милосердии. Эжен откинулся на спинку стула и негромко пообещал:

– Еще одно слово, господин Фиоретти, и я дохну на вас огнем. Пламя королевской крови вам не отбить.