– Тогда мне показалось это правильным, – вновь говорит Сэнди.

Затем задумывается.

– Скажи мне, что мы не сговариваясь сошли с ума, – просит моя Сэнди.

– Хотелось бы в это верить, – говорю я. – Но это не так. Мы не сошли с ума. Просто кто-то вселяется в наши – и в чужие тела – и делает с ними все, что хочет.

Сэнди улыбается. Даже в этой ситуации – улыбается. Я обнимаю ее. Я настолько тронут, что едва не плачу.

– И ты мне говоришь, что мы не сошли с ума?

Форд Фокус мчится по ночным дорогам. Мчится уже несколько часов. Город Ангелов теперь находится ближе, чем родной для Сэнди Город У Залива8. Полная луна мрачно смотрит на нас с высоты бордово-синего неба. Гейси сжимается в клубок на заднем сидении кабриолета между двумя чемоданами и тремя неприлично возвышающимися над машиной мольбертами. Сэнди смотрит на меня. Я смотрю на дорогу и не вижу… ничего.

Куда мы едем? От чего мы бежим? Не может ли то, от чего мы пытаемся скрыться, настигнуть нас в другом месте и в неподходящее, как всегда, время? Сэнди успела понадеяться, что все, что с нами происходит – странный розыгрыш Клэр и Папочки. Они, наши славные родственники, накачали нас наркотиком, вызывающим состояние параноидального бреда, и в реальности Сэнди не сжигала свои картины, а я – не убивал Пауэрса. Хотелось бы в это верить, наверное раз в пятый, отвечаю я и слежу за пустой дорогой, слежу и умудряюсь радоваться – ведь все водители, очевидно, разъехались по своим домам, чтобы не мешать нам бежать…

Куда?

Глаза Сэнди расширяются, она испуганно на меня смотрит. Действительно испуганно – без спокойствия на лице, то есть без синдромов свойственного только ей испуга. Сейчас моя Сэнди пугается так, как пугается обыкновенный человек.

Такие эмоции на лице моей Сэнди означают, что испытываемый ею страх превышает всевозможные пределы. Я останавливаюсь у обочины и тихо пытаюсь узнать, что за чертовщина вызвала в ее лице столь пугающие перемены.

Сэнди не отвечает. Она старательно отводит глаза, но я успеваю заметить, что глаза ее блестят.

– Милая моя Сэнди, – начинаю я. – Я убил человека и избил старика. О чем бы ты не подумала и что бы ты не сделала, не думаю, что это будет страшнее моих деяний.

– Будет, – всхлипывает Сэнди.

– Если и будет, то это не твоя вина.

Сэнди смотрит на меня, она хочет знать, верю ли я сам в то, о чем говорю, или нет.

– Нами кто-то управляет, и после всего того, что с нами случилось, будет глупо считать эту мысль бредом.

– Ага.

Сэнди шмыгает носом и говорит:

– Прости меня, Олег.

– За что?

Сэнди поворачивается ко мне боком, лицом к заднему сиденью, просовывает руку между мольбертами и чешет недовольно урчащего Гейси за ухом. Не то, чтобы она решила успокоить кота, просто ищет повод не встречаться со мной глазами, удрученно думаю я.

– Нам нужно вернуться назад.

– Зачем?

Сэнди не хочет отвечать – или просто долго собирается с ответом. Я вспоминаю, как на заправке мы перепроверили наши чемоданы и убедились, что все необходимое взяли с собой, и говорю об этом Сэнди.

– Не в этом дело. Ривьера.

– Кто такой Ривьера? – спрашиваю я и про себя думаю, что это имя я где-то слышал.

– Бандит. Он вроде бы владел магазинами Бинко.

Я понимаю, что слышал о Ривьере от Пауэрса и машинально морщусь – вспоминаю торчащую из глаза вилку.

– Ты знакома с Ривьерой?

– Не помню.

Это звучит крайне бредово – но я уже устал удивляться бреду.

– Что это значит?

– Вот.

Сэнди протягивает мне телефон. На дисплее отображается ряд сообщений с анонимного аккаунта – это hooklove, конечно же – с требованием заплатить сто тысяч долларов – компенсацию за моральный ущерб, причиненный Роберту Брайану Фостеру, который из-за Сэнди (да, там так и написано) угодил за решетку. Аккаунт анонимный, подписи Ривьеры в последнем сообщении нет.

– Откуда ты знаешь, что это Ривьера?

– Я уверена, что это он. Я общалась с ним сегодня до твоего приезда.

– Почему ты ранее об этом не рассказала?

– Я только сейчас вспомнила.

Я начинаю думать, что в Сэнди вселился внетелесный придурок, и понимаю, что если Сэнди захочет меня убить, то мне придется ей не мешать. Я не хочу вредить ее телу.

– Фостер…Фостер… – говорю я и вспоминаю слова Пауэрса.

– Это искусствовед?

Сэнди кивает и говорит:

– Позавчера его посадили. Его подозревают в связях с мафией. Но Ривьера пишет, что виновата во всем я. И самое странное, что я не знаю, правда ли это или нет.

– Не менее странно что ты знаешь имя искусствоведа. – Данный вывод я делаю, просматривая сообщения от Ривьеры.

– Я не знаю, откуда во мне это знание. Не от Ривьеры точно. Но я знаю, что все обстоит именно так, как я говорю.

– Ясно. Зачем нам возвращаться? Ты хочешь заплатить Ривьере? Будто бы у нас есть сто тысяч.

Лицо Сэнди обретает новое выражение, я не успеваю разглядеть его, оно сменяется на ставшее привычным испуганное. На ее номер приходит сообщение.

– Вот почему мы должны вернуться. Ривьера говорил мне об этом.